"Владимир Рыбаков. Тавро " - читать интересную книгу автора

план и Мальцева: "Бывает хуже. Надо всегда думать, что бывает хуже".
Старик в свое время отсидел в немецком лагере три года, а после в
нашем - двенадцать. "Да, знал я, еще будучи у фрицев, что нас ждет. Так и
думал, что отсижу свою десятку, а после, если повезет, буду жить. Как щас. Я
ж тебе повторяю, что "бывает хуже". Почему? Что почему? А куда мне было
деваться, в ихней Германии остаться или еще чего. Дурак ты, все равно не
поймешь. Время такое было".
А Кате помешало ехать пузо. Малец, что там сидел, спас жизнь себе и
своей мамаше... ей было, видите ли, стыдно.
- Не знаю, что случилось бы. Может руки на себя наложила бы. Только
взял Роже и вернулся за мной. Привез сюда и забросил. Я по-французски не
выражалась. Когда - я уже тогда первого родила - вызвали меня в мэрию, и я
увидела там поджидавшего советского офицера, сразу решила, что поеду домой.
Офицер начал и так, и сяк, и по-всякому. Мол, примем вместе с ребенком,
мать-родина позаботится. А после сказал вдруг, что будет мне прощение. За
эти месяцы много чего произошло, стала я и бабой, и матерью, и с жизнью
здесь ознакомилась. Я офицеру и сказала, что меня прощать не за что. Это я,
может быть, должна кому-то прощать. И ушла. Так и осталась. Троих родила.
Роже пил, изменял. На мне было все хозяйство. У нас люди спиваются не так,
как в России. У меня отец от водки помер. Еще перед войной. Здесь пьют целый
день спокойно, тихо пьют, и это даже им не мешает работать. Вот Роже за два
десятка лет печень свою и угробил. Оттого и помер.
Сквозь марево опьянения Мальцев все же ощутил некую странность в
разговоре и поведении этой женщины. Она говорила по-русски с усердием. О
французах говорила "нас" - и это было естественным. И она ни о чем не
спрашивала, только вспоминала.
- А много у вас земли?
- Двести пятьдесят гектаров.
- Много.
- Ничего. Роже был деловым, меня научил. Только вот хозяйство передать
некому. Один сын стал профессиональным футболистом, два других - моряками, в
море ходят.
"Молодец стерва. Богатая. Как же она может с таким добрым лицом
батраков эксплуатировать?"
- А много вы платите своим рабочим? Катя рассмеялась:
- Сколько положено. Вы что, хотите поработать? Остались бы, век уже
русского не видела.
- Тоскуете по родине?
Женщина засмущалась, сникла. Розовое поползло по щекам.
- Как вам сказать... нет, пожалуй. Привыкла уже. И русский стала
забывать... Нет, нет, не наливай, голова уже закружилась. Да, так о чем...
да, свое все стало здесь.
"Преда... черт, гадость всякая в голову лезет".
Мальцев сам смутился, но все-таки спросил:
- Но не хотели бы вы эту землю иметь у себя в деревне? Ну, чтоб, как
здесь, хозяйкой быть?
Мальцев увидел: погрустнели встревоженные водкой глаза, зашевелились,
хватая будущее, руки, заколыхалась грудь, вздрогнуло несколько раз тело.
- Как это ты додумался до такого? Не, не вижу я себя в той, в нашей
деревне. Не представляю. Когда поехала повидать своих, так мать побоялась со