"Владимир Рыбаков. Тавро " - читать интересную книгу автора

мужика занимала весь ее лоб. Торчал неправдоподобный козырек. "Как у
американских туристов". Кепка на голове бабы позабавила Мальцева, она
придавала происходящему оттенок лихачества.
Поэтому Мальцев оторопел, когда услышал тягучий стон и увидел, как
женщина сбросила ношу с плеча на дорогу, как наклонилась и вдавила голову
мужа в жидкую грязь. Мальцев тихо подошел и услышал: "Жри, сволочь, шамай,
паскуда, жри!"
Неприязнь к женщине сразу загребла Мальцева. Вот они, суки! Пользуется,
что тот выпил. Вот!
- Чо, помочь те?
Резкое движение ее испуга было противно Мальцеву. Мужик, лицо в дороге,
не ворохнулся.
- Ты смотри, копыта откинет. А чо, а?
- Ты кто такой?! Кто?!
В голосе у нее был то звонкий, то хрипящий страх, будто женщина
ежемгновенно меняла возраст. Мальцев подошел вплотную:
- Не бойсь, чужой.
Он вгляделся. На лице бабы было сильное утомление, отчаяние, следы
горя. Мальцев мягко повторил:
- Чужой. Не бойсь, дай помогу.
- Что ты, что ты!
- Ладно, дай. Сказано ведь - чужой я. Сказано ведь - не бойся.
Мальцев взвалил человека на спину.
- Показывай дорогу.
В доме, положив на лавку спящего человека, он повнимательней осмотрел
бабу: на вид лет сорок, на деле, наверное, двадцать с небольшим. Морда -
стандарт - через минуту забудешь. Вот стерва. Может захотела вот так мужа
угробить. Утопить. Такое бывает. Запросто.
- Что, прогонишь теперь или выпить дашь? Тяжелый он.
- Нету у меня. Ладно, сядь.
- Сама сядь. У меня свое, во! есть. Посуду дай.
- Я не буду.
- Ничо. Немного можно... раз дают. От крепкого и покрепчаешь.
Баба села, выпила, сморщилась и заплакала. Мальцев махнул рукой:
- Все вы такие. То угробить хотите, то плачете. Середины нету, а?
Она зарыдала, захлебываясь. Отпила еще, стала икать.
- Хороши судить. Вы! Он все, все прогулял. Деньги, гусей, поросенка,
уток. Мне через неделю за корм - корова осталась - маслом платить надо. Чем
буду совхозу платить? А дети? А долги? Будь он проклят, проклят, проклят.
Мальцев промычал: "Н-н-нда. Нехорошо". И опустил голову, ощущая, как
стыд покрывает щеки, как совесть где-то между животом и грудью заболела
долгой болью. Пробормотал:
- Чего он так? Может, чего случилось?
Ему захотелось ее обласкать, сказать, что все будет хорошо, что, ну,
бывает. Еще больше ему хотелось уйти и снова повеселеть. Мальцев вытащил
тогда из сумки пять банок тушенки, но сразу же подумал, что четыре или пять,
какая же разница, и оставил бабе четыре. Он уснул в ту ночь с трудом, но
утром был уверен, что сон пришел к нему легко.
Мальцев быстро забыл этот случай, но отношение его к женщине вообще с
тех пор изменилось. Уважения не прибавилось, но появилась жалость, которую