"Вячеслав Рыбаков. На чужом пиру, с непреоборимой свободой ("Очаг на башне" #3)" - читать интересную книгу автора

высоте! Хотя тема для него была... не свойственная, так мне подумалось. Во
всяком случае, со мной он никогда не разговаривал о чаях. К счастью для
меня; я бы такой разговор поддержать не сумел.
Где-то через час стало явным, что она устала. И от удовольствия можно
устать, особенно если ты стар и болен - и мы начали прощаться. Но тут она
затрудненно поднялась со своей старорежимной кочковатой кушетки - слышали бы
вы, как в утробе кушетки трубили пружины! - прошаркала к книжным полкам и со
словами: вот я вам замечательную книгу дам о лекарственных травах, вы такой
теперь уже нигде не найдете, сняла с полки затертую брошюрку и протянула па
Симагину. Тот уважительно принял. Александра же покосилась на меня умным
круглым глазом и добавила: только с возвращением не затягивайте, видите,
какая я стала. Пусть через недельку мальчик ваш мне её занесет. Вот так это
было. Так произошло.
Здесь тоже была судьба, но уже вторая её производная от первой,
главной.
А я, разумеется, не мог этого понять и попросту обрадовался, потому что
суровая ведунья мне понравилась.
Понял ли па? Не знаю. Не спрашивал, и никогда не спрошу. Отцу таких
вопросов не задают.
Иногда мне думается, что он все просчитал заранее и нарочно познакомил
нас за восемь месяцев до её смерти, четко имея то, что потом произошло, в
своем дальновидном виду. Иногда мне кажется, что он попросту вел меня, а
тогда, значит, не исключено, что каким-то образом вел и дальше, и, возможно,
ведет до сих пор.
А иногда мне кажется, что думать так - просто паранойя.
А иногда - что конечно же, ведет, что он все для меня расчислил на годы
и десятилетия, и это - ошеломляющее унижение, словно я живу свою жизнь не
сам, а по программе, которую беспардонно составил для меня и
нечувствительным образом в меня вложил один из самых любимых мною людей.
А ещё иногда - что ничего тут зазорного и чудовищного нет; чем грешен
отец, который не силком, а незаметно, неощутимым дуновением в локоть
помогает сыну избрать направление жизни - настолько неназойливо и тактично,
настолько невзначай, что даже по прошествии лет невозможно с уверенностью
сказать, сделал он это или не сделал? И если сделал, то ведь - спасибо с
поясным поклоном, потому что все сложилось, повторяю, как нельзя лучше,
сладостным кошмаром!
Молодость - время прицеливания. Это интереснее всего - выбирать себе
цель; и это легче всего, ведь тянуться к уже избранной цели гораздо труднее.
Вдобавок, чувство свободы выбора удесятеряет иллюзию широты возможностей и
прав. Куда бабахнуть жизнью, во что? А потом только летишь по инерционной
траектории, выстреленный много лет назад, и, как болванка, ни на какую
свободу не способен; только валишься, валишься вниз, от секунды к секунде
все более на излете... Вперед, но вниз. Ни вправо, ни влево. И любой успех,
как бы далеко ты ни улетел, сколько бы ни сорвал восхищения и зависти, для
тебя самого свидетельствует лишь об одном: все, ты уже попал в цель и дальше
лететь некуда, инерция иссякла. Попал - значит упал.
Но стократ хуже так и прожить всю жизнь с разбегающимися от обилия
целей глазами, упоенно водя из стороны в сторону дулом своего бытия, но так
и не решившись нажать на спусковой крючок.
Чем же он виноват передо мной, если и впрямь как-то спровоцировал