"Вячеслав Рыбаков. На чужом пиру, с непреоборимой свободой ("Очаг на башне" #3)" - читать интересную книгу автора

После первой же их ссоры я понял, что он и впрямь удивительный человек.
Потому что ни она, ни потом я не испытывали ни малейшей неловкости,
когда отправлялись мириться. Не знаю, как объяснить. Он и не кочевряжился,
теша гордыню и пытаясь продлить удовольствие момента, когда провинившиеся
низшие твари ползают на коленях; но и не снисходил, давая понять, что,
конечно, ладно уж, этак равнодушненько все прощу, потому что все ваши
выходки мне тьфу, чего от вас иного ждать, глупая самка и её одичавший
отпрыск... Он всерьез, до отчаяния страдал от размолвок; зато, когда все
вставало на свои места, сразу радовался весь. И поэтому его особенно
хотелось радовать.
Нет, кажется, не сумел объяснить. Но, думаю, кто знает, о чем я, тот
поймет, а кто по этим смутным словесным наворотам не понял - тому бесполезно
объяснять, ибо тот вообще не знает, о чем речь, не ведает подобных чувств.
Вот. Он всегда был открыт навстречу. Для примирения никогда не нужно
было преодолевать его. Только себя. И, стоило пересилить, скажем, гордыню и
ткнуться к нему, ощущалось всей кожей, как стремительно восстанавливается
треснувшее от нелепой случайности прекрасное, светлое, всем нам позарез
необходимое единство.
Нет. Чем больше жую, тем хуже. И, разумеется, сразу от полной
беспомощности пошел навинчивать одну красивость на другую: прекрасное,
светлое... вот ведь бодяга. То ли дело помойки и умертвия описывать -
сколько экспрессии! Кишки волочились поверх закопченных кирпичей, и он, ещё
пытаясь бежать, отчаянно старался запихнуть их обратно... в горле
распахнулся, казалось, второй рот, из которого выхлестнуло густое черное...
Таким текстом можно за пару недель выстлать путь от Питера до Владивостока,
а потом ещё вечерок - и через океан, через океан, поперек; к каменным
истуканам Пасхи, им такое в самый раз. Менее физиологичным текстом этих
ушастых не прошибить.
Вообще-то я решил надиктовать рассказ об определенных событиях, и
только; да и то оговорил, что с утайкой, а не просто так. О тончайших
движениях души - увольте. Вот вам несколько выписок из Сошникова - о текстах
с его дискеты ещё много будет впереди, и цитировать я буду обильно. "В мире
том нет взаимосопротивления, а только - взаимопроникновение. ...Там нет
никакого разделения, как на земле, там - единство в любви и целое выражает
частное, а частное выражает целое... И замечают себя в других, потому что
все там прозрачно, и нет ничего темного и непроницаемого, и все ясно и
видимо со всех сторон." Если верить Сошникову - я, как вы понимаете, не
проверял, не до того было - это из Плотина. Из "Мыслимой красоты", что ли...
Плотин - мастер слова, мягко говоря, покруче меня, в веках известен; но
стало ли вам яснее? То-то.
А вот с той же дискеты, но совсем из другой, казалось бы, оперы - хотя,
в сущности, о том же самом. У нас до этой степени, слава Богу, несчастья не
доходили, но при любом напряге поведение родителей исчерпывающе описывалось
одной-единственной фразой из японца по имени Камо-но Тёмэй. Это когда он
рассказывает про жуткий голод, поразивший страну где-то там в затертом веке:
"И ещё бывали и совсем уже неслыханные дела: когда двое, мужчина и женщина,
любили друг друга, тот, чья любовь была сильнее, умирал раньше другого. Это
потому, что самого себя каждый ставил на второе место, и все, что удавалось
порою получить, как милостыню, прежде всего уступал другому..."
Только вот милостыни они никогда не просили. Это уж из цитаты, как из