"Вячеслав Рыбаков. На чужом пиру, с непреоборимой свободой ("Очаг на башне" #3)" - читать интересную книгу автора

видеться с па Симагиным. Конечно, сходство чисто формальное; сошниковская
благоверная была на самом деле редкостная стерва. Хотя, положа руку на
сердце, должен признать: Сошников сам способствовал её превращению в стерву,
буквально растлив обыкновенную, не шибко паршивую и не шибко замечательную
тетку тем, что слишком много требовал от себя и практически ничего - от нее.
Под занавес их супружества она уже запредельно боготворила себя и дочку, в
грош не ставя мужа. Благодатный оказался материал для растления бескорыстием
и покладистостью, чрезвычайно благодатный. Чего стоила фраза, сказанная ею
на прощание: я думала, ты перспективный гений, а ты просто малахольный
гений!
Вот только Сошников их по-прежнему... ну, любил, можно сказать... хотя,
по глубокому моему убеждению, задавленный самим собой и жизнью человек не
способен на столь энергичное и размашистое чувство, как любовь; но, во
всяком случае, ему фатально не хватало возможности что-то ДЛЯ НИХ ДЕЛАТЬ.
Он, похоже, и сам не отдавал себе в этом отчета, относя свою апатию на
ситуацию в стране, на отсутствие общественного уважения к науке и мышлению
вообще, и все это, безусловно, были вполне реальные факторы, что правда, то
правда - но, чем дольше он не мог ничего делать для оторвавшейся семьи, тем
глубже проваливался в яму самоуничижения и утрачивал способность делать
вообще что бы то ни было.
Поначалу, непосредственно после разрыва, он превратил себя буквально в
мальчика на побегушках у своих дам - дочке тогда было двенадцать. Некоторое
время бывшую жену это даже устраивало, но был-то он совсем не ушлый; ну, в
прачечную для неё сбегает, ну, квартиру ей пропылесосит... от него не быт, а
душу хорошо было бы подпитывать - светлый человек был, покуда не запалил, не
загнал себя. И она вскоре начала снова пилить его, словно он ей так мужем и
остался, за то, что он мало для них делает и по большому счету ничего, в
сущности, не может дать семье. Она инстинктивно нащупала совершенно
безошибочную тактику: поддерживать в нем постоянное чувство вины перед ними.
Виноватый не имеет никаких прав и несет все обязанности; она же не имела
никаких обязанностей и имела все права. В конце концов он не выдержал и
сорвался с крючка, то есть, ни слова не говоря, перестал вообще появляться
на их горизонте - чем, по правде говоря, совсем их не огорчил, жена месяца
полтора ходила злая и разобиженная на подлеца (я всегда, всегда знала, что
он подлец - он подлецом и оказался!), но этим её переживания и ограничились.
Дочери пришлось потуже, но, в принципе, и ей было на него плевать. А он
страдал до сих пор. Вот тут мы и подоспели.
Он не пришел к нам сам. Ему бы и в голову не пришло обращаться за
помощью, поскольку он не находил, что утратил некие способности, а был
убежден, что они у него просто были мизерные и сами вполне закономерно
иссякли. Но у нас были и иные методы отслеживания тех, кто нуждается в нас.
Сверкал-сверкал человек, публиковался, выступал, вызывал интерес - и
внезапно стушевался куда-то. Исчезла фамилия из сетей, из оглавлений, из
реферативных сборников... Стало быть, надо проверить. И я случайно
познакомился с ним в метро.
Правда, потом я уговорил его и на кабинете пройти несколько сеансов,
чтобы сделать его психику более восприимчивой и эластичной, динамичной, что
ли... оптимизировать основное воздействие. Но денег у него было с гулькин
нос, и, хотя якобы благодаря уже завязавшейся дружбе аж с самим директором
мы провели его по самой льготной графе - тремя занятиями пришлось