"Вячеслав Рыбаков. Фантастика: реальные бои на реальн. фронтах" - читать интересную книгу автора

Заметно, насколько поспешно нанизаны один на другой все ругательные
редакционные штампы. Ни тот, кто их пишет, ни тот, кто их затем читает, не
воспринимает их осмысленно, информационно. Совершается некий социальный
ритуал, причем, судя по обилию ритуальных движений (фашисты, американские
супермены, подонки, лучшие умы человечества, социальная основа, Кафка,
ложная многозначительность, отсутствие авторской позиции), совершается он
безоговорочно и означает лишь одно: "Не высовывайся! Пшел вон!" Пытаться
вычитать из него реальное отношение к достоинствам и недостаткам рукописи
- тщетная работа. Но, с другой стороны, пытаться опротестовать такое
клеймо - прост негде. Рецензия. Умойся и живи дальше. Твори.
После же публикации оказывается, что вещь неплоха. Всего лишь через
четыре месяца после выхода в "Даугаве" она в родном моем городе принесла
мне звание лауреата творческого смотра "Молодость. Мастерство.
Современность", ка бы предвосхитившее в миниатюре звание лауреата
Госпремии РСФСР, полученное полугодом позже уже за фильм. Но после
публикации...
Примеры относятся, конечно, к периоду, когда литература была, как и
многие другие сферы, лишь угодьем угодных. Но вот ситуации перестроечных
времен. Повесть "Доверие" ("Урал", 1989, N 1) была предложена в
ленинградский "Детгиз" и отвергнута им. Насколько мне известно,
инкриминировалась ей всего лишь то, что автор, вражина такая, не верит в
перестройку и силу гласности. Знакомая песня, правда? Подрывает ленинское
учение о войнах справедливых и несправедливых...
Дело, видимо, в том, что гипертрофированное представление владеющих
издательскими площадками чиновников о своей роли в мироздании
оборачивается гипертрофированными, почти параноидальными страхами,
усугубляемыми постоянной боязнью того, что любой промах будет раздут до
размеров политической ошибки всяким, кто метит на "мое" место. Порой
доходит до трагикомедий. Смешной маленький рассказ пожилого ленинградского
фантаста, где в одном из эпизодов герой попадает в гарем роботов,
"задробили" из опасения, что рассказ поссорит нашу Родину с мусульманским
миром. Боевик моего друга, где симпатичного и мужественного "маленького"
человека насильно заставляют голосовать за хоть какого-нибудь из
кандидатов ничем не различающихся партий (страна не названа, и
американских реалий нет), "завернули", поскольку он вышел бы в год
президентских выборов в Америке и, по мнению издательства, Конгресс вкупе
с новой администрацией, коллективно прочитав этот рассказ, усмотрели бы
намек в свой адрес и очень бы на СССР обиделись...
Мы сами себя посадили на цепь. Нацеленное на воспитание людей
стремление сделать каждое публикуемое слово "нашим", ставшее затем жестким
администрированием, играет теперь злую шутку: вселяет теперь в
ответственных товарищей опасение, будто всякое публикуемое слово и
воспринимается, как исключительно "наше", то есть чуть ли не как
ответственная точка зрения ЦК по данному вопросу (например, по вопросу
гаремов у роботов...). Понятно, что в таких условиях даже честный редактор
начинает нервничать при виде первой же нестандартно поставленной запятой.
Он-то думает, что читатель истолкует ее как неявно происходящее изменение
генеральной линии партии - а, поскольку изменения нет, партия ему за
подобную провокацию всыплет по первое число (либо кто-нибудь из ближних
постарается, чтобы всыпала).