"Натан Рыбак. Переяславская рада (Роман)" - читать интересную книгу автора

продолжать войну. Он уже видел и знал по достоверным сведениям, что сейчас
ни король, ни шляхта не хотят войны. А это давало ему возможность не брать
на себя никаких обязательств и сдержать слово, данное войску и посполитым,
пошедшим за ним.
Наконец гетман написал свои условия перемирия. Снова позвали к нему
комиссаров. Генеральный писарь Иван Выговский читал:
<Я, гетман Войска Запорожского Зиновий Богдан Хмельницкий,
соглашаюсь, от имени старшины и всего Войска нашего, заключить перемирие с
королем Речи Посполитой, его величеством Яном-Казимиром, по таким пунктам:
Чтобы в Киевском воеводстве унии не было, даже чтобы названия самого
не было по всей Украине. Чтобы митрополит киевский имел место в сенате.
Воевода киевский и каштелян должен быть православной греческой религии.
Князь Вишневецкий, как известный мучитель народа и как причинивший великий
вред нашему краю, не должен никогда быть коронным гетманом Речи
Посполитой. Завершение комиссии и составление реестров отложить до весны,
до Троицына дня, когда поспеет первая трава. Комиссии собраться на речке
Россаве, а теперь нельзя этого сделать за отдаленностью полков. Чаплицкий
должен быть выдан нам во время этой комиссии. Комиссаров со стороны Речи
Посполитой на этой комиссии должно быть только двое. До того времени
коронные и литовские войска не должны вступать в пределы Киевского
воеводства по реки Горынь и Припять, а от Подольского и Брацлавского
воеводств - по Каменец. Наше войско также указанных рек переходить не
должно>.
Молча выслушали послы условия перемирия. Сидели за столом, потупив
глаза, готовые уже и к горшему сраму и оскорблениям. Выговский, окончив
читать, сел по правую руку гетмана, по левую - Федор Вешняк, Лаврин
Капуста, Тимофей Носач. Рядом с Выговским - Павло Тетеря, Матвей Гладкий и
Осип Глух. Напротив них, за столом, накрытым красным ковром, сидели
польские комиссары. Нависла гнетущая, напряженная тишина. Слышно было, как
булькает в горле генерального писаря вода, которую он жадно пил из
серебряной кружки. Наконец заговорил сенатор Кисель:
- Условия твоей милости, пан гетман войск королевских Запорожских,
тяжкие... - подчеркнул предпоследние слова с ударением на <войсках
королевских>.
Хмельницкий понял, у него недобро дернулся ус. Едва удержался, чтобы
не сказать: <Уже не королевских, пан сенатор>. Все же промолчал. Следил,
как изворачивается Кисель.
- Условия тяжкие и достойны всяческого удивления. Не мира хочешь ты,
гетман, а раздора! Говорю тебе, как брат брату, как единоверец...
Гетман хмуро заметил:
- Единоверец, да не единомышленник. Не ту песню поешь, сенатор...
Адам Кисель покраснел от досады. Осторожность оставила его.
- Где видано, чтобы не давали послам говорить до конца! Дурно
поступаешь, гетман, и пример своей черни подаешь недостойный.
Сказал лишнее, но было поздно. Капуста ухватился за эти слова.
- Нет черни тут! - крикнул он. - Ненавистные речи ведешь, сенатор...
Спокойно, как бы взвешивая каждое слово, гетман заговорил:
- И по всей Украине нашей не бывать тому. Всех людей посполитых
избавил я от этого презрительного наименования, - знай это, сенатор. А
коли условия наши тебе не по нутру, поезжай в Варшаву, посоветуйся со