"Б.А.Рыбаков. О преодолении самообмана (По поводу книги Л.Н.Гумилева "Поиски вымышленного царства")" - читать интересную книгу автора

княжича Владимира, и на протяжении пути в две с половиною тысячи километров
только один князь, его шурин Игорь, осмелился принять изгнанника? Третьим
расхождением Гумилева с историческими фактами является его утверждение, что
галицкие бояре в 1187 г. принудили Ярослава лишить наследства любимого сына,
то есть Олега "Настасьича". Летопись под 1187 г. сообщает совершенно
противоположное. Летописец, вторя автору "Слова о полку Игореве", рисует
Ярослава могущественным монархом, распоряжающимся многочисленными
полководцами. Боярам, созванным к ложу умирающего князя, Ярослав твердо
изложил свою волю: "Се аз, одиною худою своею головою ходя, удержал всю
Галичкую землю. А се приказываю место свое Олгови, сынови своему меншему, а
Володимеру даю Перемышль". После этого Ярослав Осмомысл заставил бояр
присягнуть побочному сыну от любовницы - "бяшеть бо Олег Настасьчичь и бе
ему мил, а Володимер не хожаше в воле его и того деля не дашеть ему Галича".
Прочтя все это в летописи (или узнав каким-то иным способом), Л. П. Гумилев
придал всему обратный смысл и выразил такое сомнение в адрес автора "Слова о
полку Игореве": "Призывать князя, лишенногомогу власти и влияния и
умирающего от нервных травм, к решительным действиям - абсурд, но если мы
под именем Ярослава Осмомысла прочтем "Даниил Галицкий", то все станет на
свое место" (стр. 336).

Но мы обязаны еще раз вспомнить, что ко времени написания "Слова о
полку Игореве", к середине 1180-х годов, минуло уже полтора десятка лет с
той поры, как Ярослав переживал "нервные травмы", и (как это ни абсурдно с
точки зрения Л.Н. Гумилева), что в июле 1184 г. Ярослав послал своих воевод
в помощь Святославу Киевскому против Кобяка. Почему же обращение к
могущественному князю, дочь которого могла попасть в руки половцев в
сожженном ими Путивле, стало абсурдом и вздором через 10 месяцев после
разгрома Кобяка с помощью галицких войск?

Начиная рассмотрение аргументов в пользу своих построений, Л.Н. Гумилев
обещал "твердо стать на почву несомненных фактов" (стр. 313). Ну что ж, не
все обещания легко выполнить.

Не касаясь множества других небрежностей и ошибок, в изобилии
рассеянных на рассматриваемых сорока страницах книги, остановлюсь на том
вопросе, которому сам Л.Н. Гумилев отводит определяющее место. Сущность
этого вопроса можно изложить так: Л.Н. Гумилеву кажется, что "Слово о полку
Игореве" написано в середине XIII в. для того, чтобы в завуалированной форме
высказать неодобрение по поводу дружбы Александра Невского с ханом Сартаком,
христианином несторианского толка (стр. 331-332). Висит эта гипотеза на
следующих четырех нитях "сложной дедукции":
1. Отождествление Трояна в "Слове о полку Игореве" с христианской
троицей несториан (стр. 324).
2. Признание Олега Гориславича тайным еретиком, а Бояна- агентом Олега,
ездившим на Тянь-Шань (или за Кавказ) к несторианам (стр. 322- 325).
3. Отождествление Дива "Слова о полку Игореве" с монгольским божеством
(стр. 323).
4. Признание князя Игоря борцом против несторианства (стр. 332 и 340).

Сознавая бесплодность подробного рассмотрения таких положений, мы все