"Б.А.Рыбаков. О преодолении самообмана (По поводу книги Л.Н.Гумилева "Поиски вымышленного царства")" - читать интересную книгу автора

поверить Л.Н. Гумилеву, что автор "Слова о полку Игореве" под "маской"
Ярослава Осмомысла подразумевал Даниила Галицкого (стр. 336), то как можно
допустить, что он, автор "Слова", не знал того, что отец Даниила был убит
поляками задолго до нашествия татар? Я не говорю уже о том, что естественнее
было бы надеть эту маску не на чужого Даниилу человека, а на его родного
отца, воспетого в этой же поэме.- Романа Волынского.

Задуманный Л.Н.Гумилевым "маскарад" грешит прежде всего
недобросовестностью. Автор не дал себе труда заглянуть в летописи XII в.
(нет ни одной ссылки!) и крайне небрежно пользовался превосходным
комментарием Д. С. Лихачева, откуда он черпал кое-какие сведения (см. стр.
307). Великого Всеволода, который может "Волгу веслы раскропити, а Дон
шеломы выльяти", Л.Н., Гумилев считает в поэме маской его внука Андрея
Ярославича: "Звать на юг Всеволода Большое Гнездо, врага Святослава и Игоря,
более чем странно" (стр. 335). Откуда Л.Н.Гумилеву известно, что в 1185 г.
Всеволод Юрьевич был враждебен к Святославу Киевскому и Игорю Северскому?
Ведь надо же знать, что после битвы на Влене враги помирились, что "Всеволод
же Суждальский... прия великую любовь с Святославом и сватася с нимь и да за
сына его меншаго свесть свою" [5] А на следующий, 1183 г. Всеволод получил
от Святослава большую военную помощь: в поход на Волжскую Болгарию пошел со
Всеволодом сын Святослава Владимир с киевскими полками. Почему же было
странно звать союзника себе на помощь, когда Кончак угрожал Киеву? О мнимой
вражде Всеволода к Игорю, женатому на его родной племяннице, мы точно так же
в летописях не найдем ничего.

Верхом развязности и полного пренебрежения к источникам является
раздел, посвященный тестю Игоря Ярославу Осмомыслу, так торжественно
воспетому автором "Слова". По поводу того, что автор поэмы обратился к
Ярославу с призывом вступиться за Русскую землю, Л.Н.Гумилев пишет: "Если
призыв понимать буквально, то это вздор" (стр. 336). Вздором это оказывается
потому, что Ярослав будто бы был лишен боярами "не только власти, но и
личной жизни" (стр. 336). Продолжу цитирование этого примечательного места,
рисующего "скоростной метод" пользования источниками из третьих рук: "В 1187
г. бояре сожгли любовницу князя, Настасью, и принудили Ярослава лишить
наследства любимого сына (от Настасьи), а после его смерти, происшедшей
тогда же, посадили старшего сына, пьяницу, на галицкий престол" (стр. 336).
До Л.Н.Гумилева дошли какие-то отдаленные сведения из галицкой истории,
безнадежно перепутанные им. Разберем их по пунктам. Во-первых, сожжение
Настасьи состоялось не в 1187 г., а в 1171 г., на 16 лет раньше смерти
Ярослава, будто бы "происшедшей тогда же". Во-вторых, на протяжении этого
16-летнего периода нельзя говорить о слабости Ярослава Галицкого; соседние
князья очень опасались грозного князя, и, когда его сын Владимир убегал из
Галича, соседи боялись приютить беглеца. В 1173 г. его отправил от себя
князь Луцкий, "убоявься пожьженья волости своей", а в 1184 г. князья
испуганно передавали княжича с рук на руки: "Роман, блюдяся отца его, не да
ему опочити у себе", (Инъгвар), "блюдяся отца его и не прия его"; ни
Святополк Туровский, ни Давыд Смоленский не приняли сына Ярослава Галицкого.
Даже далекий Всеволод Большое Гнездо не приютил родного племянника: он "ни
тамо обрете себе покоя". Как же можно писать о том, что Ярослав был лишен
боярами власти, если Ярослав выгонял законного наследника, любимца бояр