"Эльдар Рязанов. Заэкранье" - читать интересную книгу автора

смелые стихи, такие, как "Качка", "Наследники Сталина", "Бабий яр" и другие,
порой сменялись конъюнктурными. Однако на сей раз замаливания грехов в виде
поэмы "Под кожей статуи Свободы", развенчивающей американскую демократию, не
помогали. Государство, а вернее бюрократия, которая считала себя
государством, обиделась на поэта крепко.
Когда я предложил Евтушенко сыграть роль Сирано, он загорелся
необычайно. Женя отменил уже назначенное путешествие по Лене и неистово
отдался новой для себя роли. С каким увлечением репетировал он с Людмилой
Савельевой, которая должна была играть Роксану! Я помню, как он покраснел от
прикосновения женских рук гримера. Такое ощущение для него было внове. С
какой страстью отдался он занятиям верховой ездой! Все ему было интересным,
свежим, и он вкладывал весь свой азарт в освоение новой профессии.
Наконец мы сняли кинопробу. Она получилась интересной, необычной, очень
убедительной. На экране действовал подлинный поэт, нараспев произносящий
стихотворные тексты. Конечно, Сирано в трактовке Евтушенко не был легкий
бреттер и фехтовальщик, поразивший и разогнавший в поединке сто наемных
головорезов, напавших на него у Нельской башни. Сирано в исполнении
Евтушенко скорее приближался к своему прототипу, нежели к романтическому
изобретению Эдмона Ростана. На экране горели полубезумные глаза странного,
желчного, много перенесшего человека. Сирано в пробе Евтушенко казался
существом значительным, бездонным, необычным. Фехтовальные прыжки не
очень-то импонировали этой фигуре. Такому Сирано были присущи глубокие
гражданские мысли, сильная любовная страсть, серьезность чувствований. В
этой трактовке не было ничего от попрыгунчика-дуэлиста. Получился бы, как
мне думается, некий крен в образе. Персонаж приблизился бы к подлинному
Сирано, претерпевшему в своей жизни немало бед, ран, невзгод, горя, бедности
и унижений. Фигура была бы куда более трагической, чем в блестящей, но в
чем-то поверхностной пьесе.
С появлением Евтушенко возродился мой интерес к постановке. Сразу же от
самого факта участия Евтушенко получалась картина не только о судьбе
французского стихотворца семнадцатого века, но и рассказ о судьбе нынешнего
российского поэта. У меня за стеклом книжного шкафа одно время стояли рядом
две фотографии - подлинный де Бержерак и Евтушенко в гриме Сирано. И между
этими двумя фотографиями, только от их сопоставления (во всяком случае, в
1969 году!), аллюзионно выстраивался целый ряд крупнейших поэтов, так или
иначе загубленных обществом. Байрон, Пушкин, Лермонтов, Гумилев, Цветаева,
Маяковский, Есенин, Пастернак. У фильма в подобной трактовке как бы
появлялось второе дыхание, обретался второй смысл, углубляющий содержание.
Еще раз повторю: имя Евтушенко в то время (впрочем, как и сейчас) было одним
из символов гражданской честности. Но не одна лишь своеобразная конъюнктура
(если это только можно так назвать!) привлекала меня. Очень уж самобытным,
уникальным, многосложным получался главный герой.
Однако требовалось еще утвердить кандидатуру. Все-таки это был не
актер, не профессионал, своего рода дилетант. Как на него посмотрят коллеги
из художественного совета? Идея идеей, но если это сыграно неубедительно в
художественном смысле? Поддерживать к себе интерес на экране в течение двух
часов под силу далеко не каждому даже хорошему артисту. А тут вообще
эксперимент - человек, по сути, "из публики". Однако худсовет прошел
прекрасно. Несмотря на то, что соперниками поэта выступили талантливые,
именитые актеры, он их в этом соревновании победил. Именно тем, что не