"Гелий Рябов. Мертвые мухи зла " - читать интересную книгу автора

каменным мешком, из которого нет выхода, а ведь Ильюхин помнил задачу:
спасти. Если что - спасти любой ценой. Ради ближних своих. Ради братьев
своих. По революции.
- А то вот еще один домик есть... - задумчиво произнес бородавчатый. -
Да ты его, поди и видел, когда в церковь... Ну... - смутился, - в храм
приходил... - И вылупил маленькие глазки, отчего они сразу сделались
пуговицами на ниточках.
- У вас тут чего... Круговая порука, что ли? - невесело пошутил
Ильюхин. - Я смотрю - вы тут все длинные-длинные...
- Извини, товарищ. Я за тобой топал. Приказали - и топал. Ты ведь
понимаешь, что такое ревдисициплина? Ну и вот.
- Без обид, - сказал Ильюхин. - Что за дом? Напротив Вознесенской
церкви, что ли? - Он сразу обратил внимание на этот особняк. Ведь при нем
был сад с прочным дощатым забором. Но если что - этот забор группа
товарищей сковырнет за раз-два! - Ладно, веди.
Дом в один этаж с полуподвалом стоял на косогоре. Тут даже расход
досок на ограждение можно было уменьшить, а это для молодой республики
совсем не пустое дело. Сразу вспомнил винцо на столе у Войкова,
танцы-шманцы, икорку и чердак, и стало не то чтобы стыдно, нет. Но -
неприятно. Обошли вокруг, бородавчатый обратил внимание на то, что
некоторые доски в заборе вокруг сада болтаются. "Починим", - отмахнулся
Ильюхин. В самом деле - то, что надо.
А внутри? Это была провинциальная почти роскошь. Уставшее семейство
будет искренне радо просторным комнатам, саду, тишине и благостному звону с
колокольни напротив. За-ме-ча-тель-но!
Когда вновь оказались на проспекте, сразу же увидели колонну
красноармейцев и штатских работного вида с красными бантами на фуражках и
шапках. Шаг был неровный, скучный, и даже знакомая песня не бодрила, а
только подчеркивала не то усталость, не то обреченность. "Смело, товарищи в
ногу..." - пели нестройно, и вдруг бородавчатый похабно засмеялся:
- А ты повтори быстро - нога в ногу, нога - в ногу, ну?
Ильюхин повторил и хмыкнул.
- Похабник ты... Святое дело изгадил.
Через час Ильюхин доложил Голощекину и Юровскому о том, что дом "под
семью" - так он выразился - найден. Оба кивнули молча, без интереса, только
Голощекин сказал:
- Есть одна идейка... Яков объяснит, - и ушел.
Юровский долго молчал, меряя кабинет из угла в угол и подолгу
застревая у окна. Потом обернулся.
- Вид отсюда, скажу я тебе, самый что ни на есть гнусный. То кого-то
ведут, то кого-то везут. А кто отсюда уходит? А? А вот никто! Мы -
мясорубка революции, запоминай. От нас - на удобрение. А теперь слушай
сюда.
Идейка была проще подметки. Баскаков и Острожский вступят в контакт с
офицерами академии, пошуруют и сто из ста найдут одного-двух сочувствующих.
Царишке. И его бабью. Далее - самый изощренный нажим словами, а если
понадобится - воздействие на тела и души. Физическое.
- Пы-ытать, что ли? - осторожно спросил Ильюхин.
- Если для дела Владимира Ильича мне потребуется выпустить кишки
свату-брату, папе-маме - я, верь, улыбнусь и хряк! Хряк! - взъярился