"Гелий Рябов. Мертвые мухи зла " - читать интересную книгу автора

Юровский. - И ты, понял? Ты тоже - хряк!
- Так точно. А потом?
Вот ведь псих... А вроде бы состоятельный человек, делец, фотограф...
Буржуаз. А туда же... Обижено их племя, ох обижено, и в этом бо-ольшой
просчет царизма...
- А потом они сядут вот за этот... - ткнул пальцем, - стол, или за
любой другой, возьмут деревянную гимназическую ручку с пером № 86 или каким
другим и напишут все, что мы им продиктуем. Но - по-иностранному, понял?
Сугубо! Побег, то-се и так далее. Царишка вздрогнет, а его баба от радости
наложит в трусы и на все согласится, понял? А мы их - шлеп-шлеп, а письма -
в газеты! И весь мир узнает, что эти преступники, трусы и подонки,
насильники и кровопийцы хотели сбежать. Да не тут-то было! А? - Он с
хрустом потер ладони, а обомлевший Ильюхин вдруг почувствовал, что теряет
нить разговора. "Однако... - пульсировало в мозгу. - Такому изощренному уму
мы с тобой, товарищ Феликс, что противопоставим? Пук-пук и пшш с дурным
запахом, вот и все! Тут думать надо..."

Уже на следующий день Баскаков и Острожский уведомили, что кандидатура
найдена. Встречу решили провести в Ивановской церкви, на кладбище, попозже,
после полунощной. Когда Ильюхин вошел в храм, его уже ожидали. Батюшка с
отвисшим брюхом, перетянутым широким кожаным ремнем по подряснику, молча
провел в алтарь и удалился.
- Вот те и на... - подмигнул Ильюхин немолодому уже господину в
светло-серой армейской шинели без погон. - Алтарь все же... Я, вашскобродь,
рассматриваю сей факт как самое безграничное уважение к революции, а?
- Так храм оставленный - все храм... - загадочно ответил пожилой и
наклонил голову. - Вашскобродь? Угадал, матрос. Бывший полковник Савицкий.
В академии преподавал французский. Вас устраивает язык галлов?
- Нас все устраивает, - буркнул Ильюхин, обидевшись на незнакомое
слово. Да ведь не переспрашивать же. - Вас уведомили о целях и задачах?
- Господа офицеры были откровенны. Что ж... Мне следовал генеральский
чин еще пять лет назад. Но он... он, этот, - не соизволил! Понимаете, не
соизволил! Полковничек... - В глазах блеснула холодная ненависть. -
Объяснили... Надо написать письмо с приглашением к побегу. И ответить, если
последует ответ, уж простите за тавтологию.
Надо же... Сыплет словцами, как горохом. Знаток хренов...
- А для чего это все?
- Это ваше дело, то-оваристч. Меня не путайте. Нагадить Николаю
Романову - мой исторический долг! А вы ведь тоже не сахаром желаете его
усыпать? Ну и то-то...
Ильюхин покачал головой:
- Как же вас так быстро отыскали? Академия все же... Ну и ну!
- Просто отыскали. Они ходили по этажам и громко спрашивали: "Господа,
кто ненавидит Романовых? Кто ненавидит Романовых?" Все брезгливо
отворачивались, а я их потом в переулке и догнал. И все шито-крыто! -
Полковник потер руки. Должно быть, от удовольствия. - Просто все... Потому
что проста натура человеческая. Проста, как два сосуда, соединенные
горловинами. Наверху - нектар, внизу дерьмо. А чаще - наоборот...
- Вы теперь идите, - сказал Ильюхин. - Вас уведомят - куда и когда. И
о чем конкретно. Писать, значит. Помните, товаристч полковник: один взгляд