"Эрик Фрэнк Рассел. Звездный страж (Авторский сборник) (fb2)" - читать интересную книгу автора (Рассел Эрик Фрэнк)3Брансон покинул свою работу в пять часов вечера. Он кивком попрощался с охранниками и направился домой. Этот день был очень неудачным, самым неудачным из тех, что он мог вспомнить. Все получалось не так, как надо. Казалось, что все рабочее время он провел, оглядываясь через плечо, отгоняя страх перед будущим и пытаясь сосредоточиться на работе. Способность сосредоточиться на своей работе — главная черта любого научного работника. Но может ли человек решать научные задачи, если в его голове постоянно крутятся мысли о электрическом стуле? Теперь Брансон страдал все двадцать четыре часа в сутки, изнемогая от нервного напряжения только из-за того, что подслушал болтовню двух водителей грузовика о преступлении, совершенном много лет назад где-то в районе Бельстона. Но ведь дерево, о котором они говорили, не обязательно являлось Иногда Брансон просто жалел, что у него не хватило находчивости и храбрости вмешаться в разговор водителей и выпытать у них кое-какие детали происшествия, которые дали бы ему полную уверенность. Но, впрочем, может быть, именно это и было самым мудрым решением? Ведь если бы то, что они рассказали, подтвердило самые худшие его предположения, он мог бы просто-напросто выдать себя, привлечь к своей персоне совершенно излишнее внимание. Нет, в такой ситуации лучше сохранять максимальную скромность. «А что вам за дело до всего этого, мистер?» Как ответишь на такой вопрос? Что тут можно сказать? Только что-нибудь глупое или совсем не подходящее, а это может вызвать еще большие подозрения. «Да просто так… Я там раньше жил поблизости». «Около Бельстона? А вы не помните, как в этих местах пропала женщина? А может быть, вы сами что-нибудь знаете об этой пропаже?» Если эти двое опять окажутся в том станционном буфете, что ему лучше сделать: не обратить на них никакого внимания или, наоборот, подсесть к ним и попробовать навести их на разговор о происшествии выяснить какие-нибудь подробности? Он никак не мог прийти к окончательному выводу. Если бы Брансон умел употреблять спиртное в больших дозах, то можно было подсесть к парням и исподволь навести их на эту тему за пивом, купить несколько бутылок и пить с ними вместе. Увы, он чрезвычайно редко употреблял спиртное, да еще в таком обществе, и поэтому опасался, что не сможет сделать это естественно, не вызывая подозрений. Все эти мысли вылетели из его головы, как только он завернул за угол и лицом к лицу столкнулся с полицейским. Сердце Брансона так и подпрыгнуло. Он постарался пройти мимо с видом полной независимости и безразличия и даже начал насвистывать какую-то песенку. Увы, полисмен внимательно следил за ним, глаза его поблескивали из-под козырька фуражки. Брансон постарался двигаться как можно более спокойно, хотя его затылок ощущал тяжелое сверлящее давление полицейского взгляда. Мелькнула мысль, а не привлекает ли он к себе дополнительное внимание именно тем, что переигрывает, — точно так же, как ребенок выдает свой проступок, делая слишком невинный вид. Брансон шел вперед с нервами, натянутыми, как гитарная струна, и прекрасно понимал, что, раздайся сейчас за его спиной повелительный оклик, он тотчас бросится бежать. Он побежит как сумасшедший по тротуару, рванется через улицу, не обращая внимания на проезжающие автомобили, потом свернет куда-нибудь в дальние аллеи парка — а за его спиной будут греметь чьи-то шаги, заливаться свистки и звучать грозные крики. Он будет бежать, бежать, бежать, пока не упадет без сил. И тогда они его получат. Но окрика, который заставил бы его сорваться на бег, так и не последовало. Дойдя до следующего угла, Брансон не смог удержаться от искушения взглянуть назад. Полицейский стоял на том же месте и все так же смотрел ему вслед. Оказавшись за углом, Брансон остановился, досчитал до десяти и после этого снова выглянул за угол. Полицейский стоял все на том же месте, но теперь его внимание привлекло что-то на другой стороне улицы. Брансон облегченно вздохнул. От ощущения миновавшей опасности его прошиб холодный пот. Немного постояв на месте, он двинулся дальше к станции. В привокзальном киоске продавались вечерние газеты, развернув одну из них, он спешно проглядел страницу криминальных новостей, ища там известия на волновавшую его тему — но так ничего и не нашел. Правда, это еще ни о чем не говорило. Полиция вполне может дать материал в газеты лишь после ареста преступника. Обычно власти не любят вовлекать прессу в свои дела раньше времени. Конечно, если имя разыскиваемого им уже известно и огласка в прессе может помочь в охоте, тогда — другое дело. Поезд довез его до станции, где надо было делать пересадку. Выйдя из вагона, Брансон направился прямо в буфет. Но вчерашних водителей там не было. Он даже не понял, что почувствовал, обнаружив это: облегчение или расстройство. Единственным посетителем заведения оказался здоровенный мужчина с невыразительным лицом, который сидел на высоком стуле возле стойки и со скучающим видом рассматривал свое отражение в зеркале, висящем по другую сторону стойки. Брансон заказал черный кофе, придвинул свой табурет к стойке — и внезапно встретился в зеркале с глазами другого посетителя. Ему показалось, что взгляд незнакомца выражал некий подозрительный интерес. Брансон отвел глаза, подождал с минуту, потом взглянул в зеркало снова. Детина все еще изучал его отражение. Взгляд его был полон надменности и странного значения, будто он желал вызвать Брансона на какие-то действия. В буфет зашел человек в железнодорожной форме, купил пару сандвичей и, завернув их в бумагу, вышел наружу. Детина продолжал сидеть на своем месте, вопросительно уставившись в зеркало, а Брансон медленно тянул кофе, изо всех сил стараясь сохранить безразличный вид и больше не смотреть в зеркало, но какая-то гипнотическая сила так и влекла его взгляд к предательскому стеклу. И каждый раз его взгляд встречался там с другим взглядом. «Мне надо впредь избегать этого буфета, — решил он. — Я слишком часто и слишком давно захожу сюда. Надо постоянно менять свои привычки, иначе преследователи будут точно знать, где меня можно отыскать в любой момент. Все, что им потребуется это, — пройти по созданному мной же маршруту и взять меня в одном из его концов. Надо вести себя нестандартно, и тогда они не смогут меня найти». «Они». Кто это — «они»? Конечно же, служители закона всех рангов. И этот здоровенный детина вполне может быть одним из них. Да, это вполне вероятно. Очень может быть, что сейчас рядом с ним за стойкой сидит переодетый полицейский, которому не хватает только улик, чтобы арестовать Брансона тут же на месте. Вот за ним и следят — в надежде, что он совершит какую-нибудь оплошность и выдаст себя с годовой. Ну нет, сам он себя выдавать не будет — по крайней мере, до той поры, пока пребывает в здравом уме и твердой памяти. Полиция нашла груду человеческих костей, вот пусть сама и решает их загадку, он им в этом не помощник. Пускай они сами делают свое дело. В конце концов, жизнь прекрасна — даже если у тебя в голове сидит дьявол и грызет ее изнутри. А смерть в любом случае полна ужаса. Не допив кофе, он слез с табурета и направился к выходу. Детина за стойкой повернулся и тоже встал со своего стула. Все его внимание было устремлено на Брансона. Он как бы чуть-чуть ослабил веревочку, чтобы дать жертве отойти подальше и вызвать у нее надежду на спасение. Если расчет полиции заключался в том, что Брансон сейчас же бросится бежать как заяц, то он оказался не верен. Хотя в деле уклонения от карающей длани закона Брансон являлся новичком, он все же не был полным идиотом. Его интеллект далеко превышал средний уровень и позволял действовать разумно даже в незнакомой и тревожной обстановке — хотя любой уголовник совершал бы такие действия просто автоматически. Но у Брансона имелось огромное желание остаться в живых, и он постепенно осваивал эти законы. Та встреча с полицейским на улице научила его не действовать слишком поспешно. Торопливость — это поражение. «Правильная тактика, — решил Брансон, — это вести себя совершенно нормально и притвориться, что человек рядом с тобой является всего лишь одним из многих, даже если ты прекрасно понимаешь, чем он отличается от других и какую опасность несет лично тебе. Да, это тяжело, чертовски тяжело, особенно для человека, у которого совсем нет актерской подготовки, а в мозгу звенит, как сигнал тревоги, одна и та же мысль. Но этому необходимо научиться, если хочешь остаться в живых и на свободе». Выходя их буфета, Брансон постарался ответить на взгляд детины таким же взглядом. Он прошел дальше по платформе и сел в самый последний вагон. Это давало некоторое преимущество: можно было наблюдать за всей платформой и видеть, что происходит снаружи, в то время как окружающие решат, что он просто читает газету. Вглядываясь поверх края газеты в происходящее на перроне, он увидел как детина из буфета тоже вышел на платформу и сел в третий вагон — как раз туда, где обычно ехали Коннелли и Фамилоу. Почему детина сел именно в этот вагон? Было ли это просто совпадением или же они уже выяснили его привычки? Очевидно, если последняя догадка верна, детина должен будет что-то предпринять, когда обнаружит, что Брансона в вагоне нет. Но что он тогда сделает? Времени, чтобы обследовать поезд до отправления, у него уже не останется, и поэтому ему придется либо остаться в поезде и осмотреть его во время пути или же остаться на станции и обыскать ее в надежде, что Брансон скрывается именно там. Раздался гудок, поезд дернулся и стал набирать скорость, все быстрее и быстрее постукивая на стыках. Брансон не заметил, чтобы детина выходил из поезда. Очевидно, он все-таки остался в вагоне. Если он не выйдет на станции, где обычно выходит Брансон, то все в порядке. Это просто станет подтверждением старой мудрости о том, что перепуганная ворона куста боится. Но если этот тип пойдет вдоль поезда или выйдет на одной станции с Брансоном и попытается проследить за ним… Возможно, именно сейчас он сидит на том месте, где обычно размещался Брансон, и пытается втянуть в разговор Коннелли и Фамилоу, выуживая из них отрывочные кусочки информации — не имеющие никакого значения для говорящих, но представляющие огромный интерес для полиции. И это делается с привычной профессиональной сноровкой. Может быть, именно в этот момент детина узнает от попутчиков, что сегодня первый раз за много месяцев Брансон не оказался на своем обычном месте, что вчера он вел себя очень странно — был чем-то озабочен или просто напуган. Ну и так далее… Это ставит перед преследуемым еще один выбор: стоит изменить свои обычные действия, которые уже известны противнику или же продолжать вести себя как ни в чем не бывало. Резко изменить привычки — значит, привлечь к себе внимание. Вести себя так же, как обычно, — значит, смириться с тем, что враг в любой момент будет знать, где тебя можно найти. Стоит изменить привычку, и они потеряют тебя, но получат дополнительное доказательство твоей виновности. «Невиновен, да? А почему же ты бегал от нас и петлял, как заяц?» Или же: «Нам пришлось немало побегать за тобой, а от нас бегают только виновные. Как ты все это объяснишь?» С этого момента все и начнется: «Почему ты убил Элайн?» «Ну давай рассказывай нам про Элайн!» Это ударило его, будто кирпичом по затылку. Элайн. А что же дальше? Поезд подъехал к его станции и остановился. Брансон автоматически вышел из вагона, не вполне отдавая себе отчет в своих действиях. Он был так занят попыткой вспомнить полное имя своей жертвы, что совсем забыл проследить за детиной из буфета. «Я должен точно знать полное имя женщины, которую я убил. Да, у меня случаются провалы в памяти — но ведь не до такой же степени. Ее имя должно оставаться у меня в глубинах памяти, просто я не могу его так быстро отыскать. Двадцать лет — слишком большой срок. Я знаю, я очень старался стереть этот эпизод из моих воспоминаний, забыть его как дурной сон. Я пытался убедить себя в том, что этого никогда не было, что все это я просто придумал. И все равно — очень странно, что я не могу вспомнить ее полного имени». Элайн?.. Детина из буфета попал в поле его зрения лишь тогда, когда поезд дал гудок и тронулся с места. В тот же момент проблема имени полностью вылетела у Брансона из головы. Он спустился с платформы и направился по дороге к дому, чувствуя, как от спокойных и уверенных шагов за спиной по коже ползут ледяные мурашки. Неизвестный из буфета держался всего лишь в двадцати шагах позади. Вопросы один за другим нанизывались на длинную нить. Брансон завернул за угол — шаги последовали за ним, пересек улицу — шаги не отставали. Он вышел на свою улицу, но преследователь все так же неотступно маячил позади. Теперь перед ним стоял новый вопрос: знает ли преследователь его адрес или же он устроил слежку именно с целью выяснить, где живет предполагаемый убийца? В первом случае Брансом может спокойно идти домой, но во втором варианте это означало бы снабдить врагов информацией, которой они пока не имеют. Наконец он пришел к окончательному решению и твердо прошел мимо собственного дома, в душе вознося молитву Всевышнему, чтобы дети не увидели его и не выбежали навстречу, раскрывая незнакомцу то, что от него должно быть скрыто. Ни на одно мгновение в голове Брансона не возник вопрос — почему его преследователь делает свою работу так небрежно? Если бы он задуматься об этом, то сразу же понял бы, что вся слежка имела лишь одну цель — заставить его запаниковать и тем самым выдать себя. По счастью, на дальнейшем пути ему не попалось ни одного знакомого, встреча с которым поставила бы под угрозу столь глубокий обходной маневр. Только один раз он заметил вдали фигуру молодого Джимми Линдстрома, но очень удачно избежал встречи с ним, свернув на боковую улицу. А тяжелые шаги продолжали греметь позади. На другом конце своей улицы Брансон заметил полицейского, прислонившегося к столбу. Вид этого человека заставил его на мгновение остановиться — а затем он понял, что судьба послала ему исключительно удачный выход из сложившейся ситуации. Ускорив шаги, он подошел к полицейскому и сказал: — Этот здоровенный детина преследует меня вот уже полчаса. Мне это очень не нравится. Я боюсь, что он хочет ограбить меня. — Что это за парень? — спросил полицейский, взглянув вдоль улицы. Брансон обернулся, но преследователя уже нигде не было видно. — Я слышал, как он повернул за мной еще у того угла. Полицейский со свистом втянул воздух сквозь сжатые губы и сказал: — Ну давайте пройдем туда. Они вместе подошли к углу. Парня из буфета нигде не было видно. — Вы уверены, что вас действительно кто-то преследовал? Может быть, вам это просто показалось? — Вполне уверен, — ответил Брансон. — В таком случае он свернул в одну из боковых аллей или зашел в какой-нибудь дом. — Возможно. Но я знаю почти всех жителей здешних мест, а этого типа увидел впервые. — Это ничего не значит, — отрезал полицейский. — Люди приезжают и уезжают. Если бы я стал подозрительно разглядывать каждое новое лицо, я бы поседел уже лет десять назад. Он внимательно осмотрел Брансона: — У вас что, с собой большая сумма денег? — Да нет… — Где вы живете? — Вон там, — указал Брансон. — Знаете, мистер, вам лучше отправиться домой и забыть о случившемся. Я некоторое время понаблюдаю за вашим домом. А вы, если что-нибудь случится, сразу же вызывайте полицию. И, пожалуйста, успокойтесь. — Спасибо, — ответил Брансон. — Извините, что побеспокоил вас. Он направился к дому, стараясь сообразить, правильно ли поступил. Этот детина может и сейчас наблюдать за ним издалека, просто присутствие полицейского заставило его быть более осторожным. Хотя, конечно же, этот преследователь вполне мог быть и невинным новоселом в этом районе. А если нет… Находиться в бегах или воображать, что тебя преследуют, — все равно что играть в шахматы на время, имея на кону ставку ценой в собственную жизнь. Неправильный ход или малейшая ошибка неизбежно ведут к поражению. Удивительно, как преступники способны вести подобную жизнь месяцами и даже годами, до тех пор пока у них все-таки не наступает нервный срыв. Впервые он начал задумываться, сколько еще времени сможет выдержать эту игру и к какому финалу она приведет. Дороти встретила его с видом заботливой жены: — Рич, у тебя такое разгоряченное лицо, а на улице сегодня очень холодно. Брансон поцеловал супругу: — Я очень спешил, не знаю даже почему. Просто хотелось быстрее попасть домой. — Спешил? — Дороти удивленно нахмурилась и глянула на часы. — Но ты пришел минут на семь позже обычного. Неужели опоздал поезд? Брансон едва удержался, чтобы не подтвердить эту догадку. Соврать столь же просто, как и разоблачить ложь. Вопросы продолжали нанизываться на нить. Что же делать? Как вести себя со своей собственной женой. Он очень не хотел начинать врать ей — по крайней мере, до тех пор пока ситуация не станет совсем безвыходной. — Нет, дорогая. Просто я остановился поговорить с полицейским. — Неужели это заставило тебя бежать, как сумасшедшего? В конце концов, обед всегда может подождать несколько минут, ты же знаешь, — она положила свою изящною руку на его щеку. — Рич, ты мне говоришь правду? — Правду о чем? — О себе. Ты действительно чувствуешь себя хорошо? — Да, конечно. Я сейчас вообще в зените. И на работе дела наладились. — А голова у тебя не болит? И озноба нет? — С чего это ты вдруг задаешь такие вопросы? — искренне удивился Брансон. — Ты весь буквально горишь, я тебе это уже сказала. И вид у тебя какой-то необычный. Я это очень хорошо чувствую. Я ведь прожила с тобой довольно долго, достаточно, чтобы определить, когда у тебя что-то не в порядке… — Хватит придираться ко мне, — огрызнулся он, тут же остро пожалев о собственной резкости. — Извини, дорогая, у меня сегодня был довольно тяжелый день. Сейчас я умоюсь, прочищу голову, тогда она будет работать немного лучше. По дороге в ванную в его голове крутилась мысль о том, что все это с ним уже было. Нервозное возвращение домой, раздражающие вопросы Дороти, резкий ответ и бегство в ванную. Но не может же это продолжаться из вечера в вечер, неделю за неделей! Он рассчитывал, что у него еще есть время, но теперь и на этот счет появились серьезные сомнения. Раздевшись до пояса, он осмотрел свой локоть. Синяк и подсохшая царапина еще были заметны, но место ушиба больше не саднило. Шишка на голове тоже уменьшилась. В конце концов, это падение оказалось не слишком серьезным. Скоро он присоединился ко всей семье за обеденным столом. Но сегодня прием пищи проходил в непривычной тишине. Даже щенок вел себя необычно тихо. Над домом будто бы нависла какая-то темная туча, присутствие которой ощущали все, хотя никто еще ее не видел. Через некоторое время напряжение стало просто невыносимым. Тишина нарушалась лишь короткими вопросами и такими же короткими ответами, но разговор был вымученным и фальшивым, и все прекрасно понимали это. В эту ночь в постели Дороти не могла успокоиться около часа. Она ворочалась с боку на бок и наконец прошептала: — Рич, ты спишь? — Нет, — ответил он, понимая, что он не смог бы ее обмануть, притворившись спящим. — Может быть, тебе стоит взять неделю отпуска? — Мне еще далеко до отпуска. — Разве ты не можешь попросить одну неделю авансом? — Зачем? — Тебе надо отдохнуть, это пойдет на пользу и тебе самому, и твоей работе. — Слушай… — начал он, но тут же постарался прогнать раздражение прочь, так как ему в голову действительно пришла идея. — Я посмотрю, как буду чувствовать себя утром. А сейчас давай спать, ладно? Уже очень поздно. Она дотронулась до его щеки и нежно погладила. За завтраком она снова вернулась к этой идее. — Возьми себе внеочередной отпуск, Рич, — сказала Дороти. — Другие же делают это, если чувствуют себя хоть немного уставшими. Почему же ты не можешь? Ты ведь не железный. — Но я и не устал слишком сильно. — И не стоит этого дожидаться. Небольшой отдых сделает тебя совсем другим, вот увидишь. — А почему другим? Каким другим? — спросил он. — Ты будешь ко всему относиться гораздо спокойнее, чем сейчас, и перестанешь быть таким издерганным, — убеждала его жена. — Я знаю, что работа для тебя главнее всего, но поверь — здоровье еще важнее. — Никто еще не умирал от работы. — То же самое говорил Джефф Андерсен своей жене, помнишь? Брансон кивнул, но возразил: — Удар, который разбил Джеффа, не обязательно был следствием его работы. У многих людей случается такое. — Возможно, это и так, — охотно согласилась жена, — но, может быть, и нет. — Посмотри на меня, — сказал Брансон раздраженно. — Ты уговариваешь меня не нервничать, а сама только тем все утро и занята, что действуешь мне на нервы. — Рич, но мы же муж и жена. Мы должны заботиться друг о друге. Если не я, то кто же еще? — Хорошо, — сказал он. — Извини меня Он встал из-за стола, нашел свою шляпу и портфель. Поцеловав Дороти на крыльце, Брансон сказал: — Я еще обдумаю весь этот разговор в поезде. С тем он и уехал. Все это продолжалось еще четыре дня: попытки уйти от назойливых расспросов на работе и продолжительные споры с Дороти дома. На следующий вечер верзила опять преследовал его до самого дома, но со следующего дня Брансон начал менять маршрут и в конце концов отвязался от непрошеного попутчика. Однако поскольку каждый раз обходной маршрут был длиннее обычного, ему пришлось возвращаться домой все позже и позже. А это опять значило объяснение с женой и все большее волнение с ее стороны. Он видел, как беспокойство Дороти постоянно растет и как она прилагает все усилия, чтобы скрыть это. На работе было еще труднее. Несмотря на то что Брансон изо всех сил старался казаться вполне нормальным и обычным, люди, хорошо его знавшие, были крайне удивлены резкой переменой в его поведении. Они с подозрением смотрели на него, когда он делал неожиданные промахи или не сразу соображал, о чем идет речь. Многие начали обращаться с ним так, как обращаются с больным или с человеком, который вот-вот заболеет. Четвертый день оказался самым худшим. В отделе появился незнакомый рослый человек с цепким взглядом и все время околачивался недалеко от Брансона. Не заметить эту слежку было практически невозможно — человек вел ее почти в открытую. Но так как никто не может попасть в институт без разрешения властей, это означало, что соглядатай имел на то разрешение. Боже правый, но не могли же эти ищейки так быстро напасть на его след! Ведь прошло целых двадцать лет, двадцать долгих лет! Неужели они уже выяснили, что он и есть убийца, и теперь держат его под постоянным наблюдением просто для того, чтобы собрать достаточно доказательств его виновности? В конце концов Брансон решился заговорить об этом с Поттером во время обеда. — Ты не в курсе, что это за парень болтается у нас в отделе и целый день ничего не делает? — Насколько я понимаю, это детектив. — Да? И что он здесь ищет? — А черт его знает, — безразлично ответствовал Поттер. — Его зовут Рирдон. Я как-то видал его раньше, года полтора назад. — Но не у нас в отделе. Я никогда его не встречал. — Он таскался по «красной» зоне, — пояснил Поттер, — поэтому ты его и не видел. Он появился вскоре после того, как пропал Хендерсон. Все думали, что это новый сотрудник, взятый на место Хендерсона, но он просто некоторое время болтался вокруг, ничего не говоря и ничего не делая, а потом убрался восвояси. А может быть, он просто приставлен следить за нами, чтобы никто не валял дурака на работе. Они там, в Вашингтоне, всерьез думают, что мы совсем обленились и разучимся даже ловить мышей, если за нами время от времени не приглядывать. — Значит, детектив, — задумчиво повторил Брансон. — Болтается без дела, курит сигарету за сигаретой и ничего не говорит. Даже вопросов не задает. — А тебе еще и вопросы нужны? — Нет… — Тогда чего ты дергаешься? — Меня просто раздражает, что какой-то соглядатай дышит мне в спину. — А меня это совсем не трогает, — сказал Поттер. — У меня совесть чиста. Брансон бросил взгляд на Поттера и поджал губы. На этом их разговор и закончился. Он знал, что еще один такой день ему просто не выдержать. Теперь острые глаза преследуют его и на работе, по дороге домой надо избегать встречи с верзилой, а дома опять придется объясняться с Дороти. В голове постепенно созрело отчаянное решение: Дороти права, ему срочно надо брать отпуск. Когда рабочее время кончилось, Брансон отправился в отдел кадров, отыскал там Маркхэма и сообщил ему: — Очень сожалею, что явился без предупреждения, но мне надо бы взять недельку отпуска без содержания. Лучше прямо с завтрашнего дня. — А почему без содержания? — Хочется потом отгулять полный отпуск. На лице Маркхэма появилось выражение сочувствия: — Неприятности дома? Заболел кто-то из детей? — Нет, мои все в порядке, — он судорожно начал искать подходящую причину. Черт возьми, похоже, теперь всю оставшуюся жизнь ему придется раз за разом подыскивать подходящие причины и объяснения. — Просто неприятности у родственников. Я съезжу навестить их, улажу все дела и сразу же вернусь обратно. — Это не предусмотрено установленным порядком, — сказал Маркхэм, покусывая губу. — Знаю, но я не стал бы просить, если бы не было крайней необходимости. — Да, я понимаю. Маркхэм немного подумал, потом потянулся к телефону и коротко переговорил с Кейном. Потом вновь повернулся к Брансону: — Кейн не возражает, значит, Лейдлер тоже возражать не будет. В таком случае со мной все в порядке. Значит, исчезаешь на неделю? Хорошо, я отмечу это в твоем формуляре. — Огромное спасибо. Я очень тебе благодарен. Уже на выходе из отдела он столкнулся с Рирдоном, а оказавшись на улице, через окно увидел, что тот беседует с Маркхэмом. По спине пробежал ставший уже привычным холодок, и Брансон машинально прибавил шаг. Встреченный им по дороге случайный знакомый подвез его на машине почти до дому. Это позволило Брансону хотя бы на один вечер забыть о верзиле и прибыть к своему крыльцу вовремя. Возможно, к нему снова вернулась удача. Он сможет лучше обдумать происходящее и выработать новую тактику действий — если, конечно, обстановка не станет меняться к худшему. Его возвращение раньше обычного срока вызвало у домашних радостное оживление. Брансон почувствовал, как все были удручены и обеспокоены его мрачным настроением. Дети радостно шумели вокруг него, а щенок не только повизгивал, но от полноты чувств даже напрудил на коврик у дверей. Дороти улыбалась, потом взглянула на часы и кинулась на кухню. — Я должен буду ненадолго уехать, дорогая. Она замерла, продолжая держать в руке сковородку. — Ты хочешь сказать, что взял отпуск, как я тебе советовала? — Увы, нет! Я бы на стал проводить отпуск один, без тебя и детей. К сожалению, это совсем не отпуск. Но, может быть, так и лучше. — А что же тогда? — Меня отправляют в командировку. Всего на неделю, но это станет хорошей переменой обстановки и в какой-то мере отдыхом. — Я очень рада. Это как раз то, что тебе надо. — Она поставила сковородку на стол и накрыла ее крышкой. — И куда же они тебя посылают? До этого момента он и не задумывался о том, как будет отвечать на этот вопрос. Все, что ему хотелось, это как можно быстрее уехать отсюда, от всех этих соглядатаев, детективов, института — словом, просто найти укромное местечко, спрятаться там, все хорошенько обдумать и прийти к какому-нибудь спасительному решению. Она ждала ответа и уже начинала чувствовать заминку мужа. — Бельстон, — ответил он в мрачном отчаянии. Брансон не мог сказать, почему он назвал это местечко. Имя, которое он ненавидел, сорвалось с языка помимо его воли. — Где это? — Небольшой городок на Среднем Западе. Он торопливо постарался предупредить дальнейшие вопросы: — Я пробуду там дня четыре. На самолете не полечу: отправлюсь поездом, буду качаться в кресле и любоваться окрестным пейзажем. В этом безделье и отдохну. — Брансон выдавил из себя улыбку, очень надеясь, что она выглядит натурально. — Поездка, конечно, скучная, если едешь один. Жаль, что мы не будем вместе. — Это ты к чему? В любом случае, мы не сможем оставить детей на неделю, предоставив самим себе. Или ты хочешь сказать, что их следует забрать на это время из школы? Не будь утопистом! Дороти снова погрузилась в работу по кухне, но ее настроение заметно улучшилось. — Это очень хорошо, что ты куда-то едешь, Рич. Хорошо питайся, хорошенько выспись и ни о чем не беспокойся. И тогда ты вернешься домой вполне отдохнувшим и посвежевшим. — Слушаюсь, доктор, — с деланным послушанием отозвался он. Но вернуться куда? Он может вернуться только в опасную зону. Не будет ли это бессмысленным шагом — вернуться туда, где он больше не в состоянии жить? Таким образом, за эту неделю он должен найти место, где сможет начать новую, анонимную жизнь. Место, где за ним больше не станут неусыпно наблюдать чужие зоркие глаза, где за спиной не будут звучать тяжелые шаги. Но это еще не все. Ему придется найти способ внезапно и не оставляя следов переселить к себе Дороти и детей. То есть придется рассказать жене хотя бы часть правды, а это ставит новую проблему — как она воспримет его историю. Но иной альтернативы не было. В противном случае ему придется просто покинуть семью и оставить ее на съедение детективам. Нет, такого он не сделает ни в коем случае. Да, это огромный риск — связывать себя семьей в таких обстоятельствах. Но он никогда не бросит жену и детей, самых родных ему в этом мире людей, — конечно, если его не вынудят к этому совсем уж чрезвычайные обстоятельства. К примеру, таким обстоятельством может оказаться смертный приговор. |
||
|