"Бертран Рассел. Мудрость запада" - читать интересную книгу автора

замечая, что о его познаниях в области другой науки, химии, можно судить
по тому, что он "осудил микроскоп" и опровергал простые формы законов для
газов. Смысл всех расселовских констатаций в общем тот, что претензии
Конта на создание философии науки не имеют никакого отношения ни к
философии, ни к науке.
Рассела называли то "новым Лейбницем", когда хотели подчеркнуть
многосторонность его интересов, то "новым Юмом", когда обращали внимание
на его неискоренимый скептицизм, то "новым Кантом" - за глубокомыслие.
Глубокомыслие Рассела действительно поразительно. Но это глубокомыслие
избирательное. Сошлемся на один из позитивных случаев такой
избирательности - на объяснение понятия "скандалы в философии". Рассел
утверждает, что кенигсбергский отшельник видел пресловутый "скандал" вовсе
не в том, в чем усмотрели его многочисленные интерпретаторы. (См., к
примеру: Философский словарь).
Суть Кантова взгляда выражена в аксиоматическом суждении - "простое, но
эмпирическое определение сознания моего собственного существования служит
доказательством существования предметов в пространстве вне меня". (Кант
Иммануил. "Опровержение идеализма"). То, что в век разума, умозаключал
Иммануил Кант, приходится тратить силы и время на доказательство столь
очевидной истины, и является сущим скандалом для философии. Рассел тут же
подмечает непоследовательность корифея. Осудив онтологическое заблуждение
субъективистов, подвергающих сомнению или даже самонадеянно отвергающих
существование вещей в себе, Кант впадает в свое заблуждение: "Вместо
попыток Юма объяснить понятия в терминах опыта Кант попытался дать
объяснение опыта в терминах понятия", вообразив к тому же, что это
является истинным переворотом в философии.
Рассел не слишком доброжелателен, исключая Канта, к классикам немецкой
философии конца XVIII-начала XIX в. Он даже иронизирует, что "в Британии
дожди приходят из Ирландии, а идеализм из Германии". Дожди в Британии
действительно приходят чаще всего из Ирландии, она ближе к Атлантике, но
идеализма в Британии всегда хватало и без германского влияния. Как бы то
ни было, Рассел - противник спекулятивного идеализма, немецкого тем более.
Возможно, поэтому философия тождества, как и позднейшая философия
откровения Шеллинга, не удостаивается от него серьезного анализа, хотя
именно Шеллинг является, может быть, самым продуктивным гением среди
немецких мыслителей конца XVIII-начала XIX в. Его продуктивность не
вылилась в грандиозную систему (как у его друга Гегеля); Шеллинг бросал
искры идей, которые зажигали многих, но сам он быстро охладевал к ним,
загораясь новыми мыслями. (К примеру, "Философские исследования о сущности
человеческой свободы и связанных с нею предметах" по философскому
глубокомыслию не имеют себе равных в мировой литературе, но обычно
замалчиваются. (Шеллинг). Гегеля же Рассел явно стремится удалить с
философского пьедестала.
Он считал, что гегелевская диалектика - лишь ухудшенный вариант
диалогической диалектики Сократа. Великий грек учил о постепенном
восхождении ко все более высоким порядкам Истины и, в конечном счете, к
Богу. Гегель - о закономерном шествии Понятия по диалектической триаде к
призраку некоей Абсолютной истины. Механизм такого движения немудрен:
тезис - антитезис - синтез, и так до "дурной бесконечности". Если это
называется диалектической логикой, утверждает Рассел, то лучше вернуться к