"Бертран Рассел. Во что я верю" - читать интересную книгу автора

"должны" желать, это означает, что от нас чего-то хотят; обычно это люди,
наделенные властью, - родители, школьные учителя, полицейские и судьи.
Если вы говорите мне "ты должен сделать то-то и то-то", сила ваших слов
обусловлена только моим собственным желанием получить от вас одобрение и
поощрение и, возможно, избежать наказания. Поскольку всякое поведение
возникает из желания, ясно, что этические понятия имеют только то
значение, что влияют на желание, причем именно на желание получить
одобрение или избежать страха перед неодобрением. Это мощные социальные
силы, и мы, естественно, стремимся ими воспользоваться, когда решаем
какие-либо социальные задачи. Когда я говорю, что о моральности поведения
следует судить по его вероятным последствиям, то имею в виду желательность
того, чтобы поведение, которое служит осуществлению желаемых социальных
задач, одобрялось, а поведение противоположного характера встречалось
неодобрением. Сегодня это не делается - существуют некоторые традиционные
правила, согласно которым одобрение и неодобрение санкционируются
независимо от учета последствий. Но этой темой мы займемся в следующем
разделе.
Поверхностность теоретической этики можно продемонстрировать на самых
простых примерах. Предположим, что ваш ребенок болен. Любовь заставляет
вас желать, чтобы его вылечили, а наука указывает, как это сделать. Здесь
нет какого-то промежуточного звена в виде этической теории, специально
доказывающей, что вашего ребенка хорошо было бы вылечить. Ваше действие
возникает непосредственно из желания достигнуть цели, а также из знания
средств. Это верно в отношении всех действий, хороших и плохих. Цели
различаются, и знание может быть более или менее точным. Но нет способа
заставить людей делать вещи, которые они не желают делать. Можно изменить
их желания какой-то системой поощрений и штрафов, среди которых социальное
одобрение и неодобрение играли бы не последнюю роль. Вопрос для
моралиста-законодателя, следовательно, в том, как организовать эту систему
поощрений и наказаний, чтобы обеспечить максимум желательного для
законодательной власти. Если кто-то говорит, что у законодательной власти
дурные желания, это означает, что ее желания противоречат желаниям той
части общества, к которой этот человек принадлежит. Вне человеческих
желаний морального стандарта не существует.
Таким образом, этика отличается от науки не тем, что обладает особым
знанием, а просто наличием желания. Знание, в котором нуждается этика,
ничем не отличается от любого другого знания; особенность в том, что для
нее некоторые цели более желанны, и поэтому этически правильным
оказывается такое поведение, которое способствует их достижению.
Разумеется, для того чтобы определение морального поведения нашло
поддержку, цели должны отвечать желаниям каких-то больших групп людей.
Если я скажу, что правильным будет такое поведение, которое увеличит мой
доход, читатели вряд ли захотят со мной согласиться. Убедительность любого
этического аргумента заключена в его научной части - в доказательстве
того, что одни действия, а не другие являются средством достижения
желанной для всех цели.
Однако есть различие между этическим доказательством и этическим
воспитанием.
Последнее направлено на усиление одних желаний и ослабление других. Это
процесс совершенно иного рода, и я разберу его позднее.