"Бертран Рассел. Внесла ли религия полезный вклад в цивилизацию?" - читать интересную книгу автора

который берет на себя обязательство радоваться их хорошему поведению и
выражать неудовольствие по поводу поведения плохого. Это весьма приятно. Мы
и не подумали бы изучать муравейник, чтобы выяснить, какие из муравьев
выполняют свой муравьиный долг, и нам, конечно, в голову бы не пришло
вытаскивать из общей кучи отдельных заблуждавшихся муравьев и бросать их в
костер. Если бог этим занимается в отношении нас, то тем самым делает нам
приятное и подчеркивает нашу значимость; еще приятнее, когда он награждает
самых добродетельных из нас вечным счастьем на небесах. Кроме того, есть
одна новейшая идея - что космическая эволюция в результате даст нам то, что
называется благом, то есть то, что послужит для нашего удовольствия. Весьма
лестно, что Вселенная управляется существом, которое разделяет наши вкусы и
наши предрассудки.
ИДЕЯ ПРАВЕДНОСТИ
Третий психологический импульс, воплощенный в религии, привел к
концепции праведности. Известно, что многие свободомыслящие люди относятся к
этой концепции с величайшим уважением и считают нужным ее сохранить,
несмотря на то, что догматическая религия приходит в упадок. Я не могу с
ними согласиться. Психологический анализ идеи праведности показывает, что
она основана на нежелательных страстях, и ее не следовало бы скреплять
печатью разума. Праведность и неправедность должны быть рассмотрены вместе;
нельзя говорить об одном, не говоря о другом. Итак, что же такое
"неправедность" на практике? На практике это поведение, которое не нравится
племени. Называя его неправедным и выстраивая сложную этическую систему,
племя оправдывает себя через наказание тех, кого оно невзлюбило. В то же
время, поскольку племя праведно по определению, оно начинает уважать себя
еще больше в тот самый момент, когда высвобождает импульс к жестокости.
Такова психология линчевания и других способов наказания преступников.
Сущность концепции праведности, следовательно, в том, чтобы дать выход
садизму, рядя жестокость в одежды справедливости.
На это можно возразить, что такое объяснение праведности не подходит к
еврейским пророкам, которые, как мы видели, стоят у истоков самой этой идеи.
Это верно: праведность в устах еврейских пророков означала то, что
одобрялось ими и богом Яхве. Тот же подход можно найти и у апостолов,
которые пишут в послании: "Ибо угодно святому духу и нам" (Деян 15:28).
Однако на индивидуальном знакомстве со вкусами и мнениями бога нельзя
построить учреждения. В этом всегда была трудность протестантизма: каждый
новый пророк мог настаивать, что его откровение более подлинно, чем
откровения его предшественников; и в протестантской концепции не было
ничего, что могло бы доказать несправедливость таких утверждений. Вследствие
этого протестантизм раскололся на бесчисленные, ослаблявшие его секты. Есть
основания предполагать, что лет через сто единственным истинным оплотом
христианской веры останется католицизм. В католической церкви еще
встречается вдохновение, приходившее к пророкам, однако всегда есть
опасность, что феномены, которые кажутся божественными, на самом деле
вдохновлены дьяволом, - дело церкви выяснять это, подобно тому как делом
эксперта является отличать подлинного Леонардо от поддельного. Как только на
кого-либо нисходит откровение, оно становится делом учреждения, ибо
праведность - это то, что одобряется церковью, а неправедность - то, что не
одобряется. Таким образом, важной частью концепции праведности является
оправдание племенной антипатии.