"Салман Рушди. Флорентийская чародейка" - читать интересную книгу автора

строить жизнь по собственному усмотрению. Уж коли они смогли совершить хадж,
значит, им под силу все что угодно: могут покорять горные вершины, сочинять
стихи и сами править миром. Все это вызвало скандал и брожение умов, но
императору понравилось, поскольку поражало воображение новизной. Похоже, ее
сын так навсегда и остался в душе ребенком: он хватался за любую
привлекательную идею как малыш за блестящую серебряную погремушку, серьезный
мир взрослых вещей его не привлекал совсем.
При всем при том Гюльбадан была старше ее по возрасту. Царица-мать
обязана была это учитывать и выказывать ей соответствующие знаки уважения.
Вообще-то к Гюльбадан невозможно было относиться с неприязнью. Она всегда
улыбалась, рассказывала бесконечные потешные истории про своих взбалмошных
двоюродных сестер, и хотя голова у нее была забита новомодной чепухой,
сердце у нее было просто золотое. Хамида-бану часто говорила Гюльбадан, что
каждое человеческое существо заключает в себе целое сообщество, - это
дерево, можно сказать, не единично, а множественно, им управляют разные
независимые силы, и если ты намеренно тряхнешь одну из его ветвей, еще
неизвестно, что за плод свалится тебе на голову. Но Гюльбадан лишь улыбалась
и поступала по-своему. Все ее любили, и Хамида тоже. Это было самое
неприятное. Это, а еще то, что Гюльбадан, несмотря на годы, была тонкая и
гибкая, как молодая девушка. Тело же Хамиды тихо-мирно раздалось с годами,
словно соревнуясь с расширяющейся империей, и теперь представляло собой
своего рода небольшой континент с собственными горами и лесами, а также с
собственной прекрасной столицей, а именно - с умной головой, вовсе не
повредившейся с годами. Хамида-бану убеждала себя, что тело у нее такое,
какое и полагается иметь даме ее возраста, то есть вполне обычное. Упрямое
желание Гюльбадан оставаться молодой казалось Хамиде-бану лишним
доказательством ее неуважения к традициям.
Они вошли в императорские покои через особую дверь для женщин. Она была
скрыта за резной, украшенной инкрустацией панелью из ореха, и Гюльбадан, как
и следовало ожидать, повела себя совершенно непредсказуемо. Ей не подобало
непосредственно обращаться к чужеземцу, но, услышав, что тот говорит на их
родном языке, она решила перейти прямо к делу.
- Эй ты, чужак! - крикнула она пронзительным, тонким голосом. - Ну-ка
повтори, что за сказку ты нам привез с другого конца света!

***

История, которую, по уверениям чужеземца, он передавал слово в слово,
состояла в следующем.
Его мать была принцессой чистой чагатайской крови, наследницей
Чингисхана по прямой линии и приходилась родной сестрой первому Великому
Моголу, императору Индии, которого называла Бобер. (При упоминании этого
прозвища Гюльбадан-бегум вся встрепенулась.) По словам незнакомца, о датах и
местах событий ему ничего не известно, он лишь повторяет то, что ему
рассказали. Его мать носила имя Анджелика, она была принцессой из рода
Тимура, была наделена несравненной красотой и владела даром колдовства. Ей
были ведомы такие зелья и заговоры, о которых не знал никто, кроме нее, и
потому ее все боялись. Она была совсем юной, когда Самарканд, где находились
ее царственный брат Бобер и все его семейство, подвергся осаде предводителя
узбеков, известного как Древоточец. За то, что государя отпустят из