"Вера Русанова. Пьеса для обреченных [D]" - читать интересную книгу автора

придумал себе несчастный брак и орла-сына. Он тебе, кстати, не рассказывал
еще, как его бывшая жена под балконом ночью стояла и на весь Двор орала:
"Вадик, вернись, я тебя люблю!"?
- Нет, не рассказывал.
- И не расскажет, - глубокомысленно подвела итог Наталья, покосившись
на бутафорскую стену, загородившую от нас Бирюкова.
- Так, может, его тогда насовсем спрятать? В смысле... чтобы не нашли.
Похоронить там, закопать?
- Видали мы таких копальщиков! - Она хмыкнула. - Легко сказать "чтобы
не нашли", ты попробуй так сделать!.. Да и потом, охота тебе до самой
смерти с таким камнем на шее жить? Ладно бы еще за собой следы заметала, а
то за чужим дядей! Выследи ты эту бабу и сдай ее в ментовку. Ну что, будем
грузиться?
От слова "грузиться" меня передернуло, как от звука, издаваемого
пенопластом, ерзающим по стеклу. Каюмова же достаточно спокойно встала,
минут на десять исчезла в лабиринте гримерок и вернулась с каким-то лысым,
побитым жизнью и молью пледом. Брезгливо стряхнула с него крошки,
расправила жалкое подобие бахромы.
- Я его трогать не буду! - сдавленно проверещала я, указывая дрожащей
рукой в сторону, где лежал покойник, и испытывая неодолимое желание
рухнуть в обморок. - Ни за что не буду! Пусть лучше меня милиция поймает.
- Ну, значит, пусть поймает! - Наталья досадливо хлопнула себя
ладонями по бедрам. - Мне это надо, ты скажи? Мне?! Я вот нанялась тут
чужие трупы выносить! Да я могу сейчас хлопнуть дверью и уйти. И оставайся
тут со своим любимым Вадим Петровичем!
- Он мне не любимый!
- А мне плевать!.. Нашли тоже труповозку!
Я хотела храбро ответить, что и без нее прекрасно обойдусь, но,
вместо, этого, постыдно захлюпала носом и, решив рыдать с удобствами,
уселась прямо на пыльный дощатый пол в своей розовой том-клаймовской юбке.
Такого варварского отношения к хорошей одежде чувствительное сердце
Каюмовой перенести не могло.
Со словами "Господи, сейчас вся задница в грязи будет. И в затяжках!"
она досадливо махнула рукой и деловито направилась на ту сторону круга.
Минут через десять Вадим Петрович был аккуратно упакован, обвязан каким-то
бумажным шпагатом и даже выкачен к рампе. В качестве тюка он выглядел куда
как менее жутко. Кроме того, я почувствовала угрызения совести. Поэтому,
размазав слезы по щекам, встала, подошла к краю сцены и пристыженно
спросила, за какую сторону браться.
Мне достались ноги с прекрасно прощупывающимися через плед рельефными
подошвами ботинок, несчастной Наталье - голова.
- Зачем же при жизни ты так много жрал-то, Господи? - горько
поинтересовалась она, с кряхтением поднимая свой край. Вопрос,
адресованный Бирюкову, прозвучал, конечно, несколько богохульственно. Но с
Небес, как, впрочем, и из тюка, ответа почему-то не последовало.
На то, чтобы вытащить Вадима Петровича из здания театра, ушло не
меньше пятнадцати минут. Еще столько же времени мы заталкивали его на
заднее сиденье каюмовского красного "Москвича", стоящего у парадного
подъезда. Зато когда тюк наконец занял желаемое положение, Наталья
вздохнула почти умильно: