"Владимир Руга, Андрей Кокорев. Гибель 'Демократии' " - читать интересную книгу автора

вензелем из букв Аи Щ, было написано четким энергичным почерком: "Завтра
будьте в 10 часов утра на Херсонесе, возле храма. Мы пойдем смотреть
раскопки. Ваша А.".
Так было положено начало бурному роману, в котором Петру пришлось
играть двойственную роль. Аглая, без памяти влюбившись в поручика,
относилась к нему, как религиозный фанатик к предмету своего поклонения.
Одновременно с этим привычка повелевать окружающими заставляла ее требовать
безоговорочного повиновения своим желаниям. Именно она задала
головокружительный темп развитию их отношений.
Размышляя о произошедшем с ними, Петр успокаивал совесть тем, что, по
сути, он не соблазнял Аглаю, а лишь малодушно подчинился чужой воле. К тому
же ее невинность осталась где-то в прошлом, а пылкий темперамент вызывал у
поручика совсем иные ощущения, нежели близость с Евгенией. Но теперь он не
испытывал постоянного сердечного трепета, а лишь переживал минуты
чувственного наслаждения. Тем не менее зов плоти порождал неотступную тягу к
этой женщине, желание нового любовного свидания. Ему пришлось признаться
самому себе, что в отношениях с Аглаей он просто позволяет любить себя, не
находя в своей душе даже малой толики ответного чувства. "Хорошо хоть, она
не строит матримониальных планов, - каждый раз думал Петр, возвращаясь к
себе на квартиру. - При ее привычке повелевать брак стал бы для меня
настоящей каторгой".
Шувалов не видел приемлемого выхода из сложившейся ситуации. Оставалось
уповать на то, что с его отъездом из Севастополя все само собой образуется
по принципу русской пословицы "С глаз долой - из сердца вон".

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Разбудил Шувалова скрежет ключа в замке. Дверь отворилась: в проеме
выросла массивная фигура надзирателя. Маленькие глазки в сочетании с
приплюснутым носом и круглой щекастой физиономией делали его слегка похожим
на свинью. Надзиратель, не переступив порог, равнодушно скомандовал:
- На выход с вещами!
Поручик вскочил с койки, слегка помассировал ладонями лицо, разгоняя
остатки сна, вышел из камеры. Взгляд, брошенный на ноги тюремного служителя,
подсказал ему, почему, даже с привычкой спать чутко, он не услышал шагов в
коридоре. У надзирателя поверх сапог были надеты чуни из шинельного сукна.
Видимо, он относился к любителям бесшумно подбираться к глазкам камер, чтобы
застать своих подопечных врасплох.
- Шагай вперед! - раздалась за спиной новая команда.
Конвоир уже знакомым путем привел Петра в тюремную канцелярию, но не в
"приемный покой", а к двери с табличкой "Начальник тюрьмы". Надзиратель
постучал, открыл дверь и с порога доложил о доставке арестанта.
- Пусть заходит. А вы свободны, спасибо, - услышал поручик и шагнул в
кабинет.
Навстречу ему из-за письменного стола поднялся, улыбаясь, средних лет
морской офицер. Бросилось в глаза, что его темные волосы уложены в
тщательный пробор. В остальном он выглядел вполне заурядно. Ростом немного
пониже Петра, но массивнее в комплекции; лицо самое обычное - только на
гладковыбритом подбородке забавная ямочка, да между бровей двойная
вертикальная складка. Моряк, по-прежнему с улыбкой на лице, подошел