"Вениамин Семенович Рудов. Последний зов " - читать интересную книгу автора

портупеи, еще раз окинул взглядом строения своей четвертой комендатуры и
пятнадцатой пограничной заставы, людей, занятых важным делом и, казалось,
забывших все на свете, кроме необходимости подготовиться к возможному
нападению. Он невольно загляделся на Новикова, когда тот, стройный,
перетянутый по тонкой юношеской талии нешироким красноармейским ремнем,
прошел к траншее, огибая полуторку и легко неся впереди себя несколько цинок
с патронами. Лицо младшего сержанта излучало спокойствие, которого так не
хватало сейчас ему, Кузнецову. И уже сидя в машине, оставив за пыльным
облаком близких ему людей, майор еще и еще раз вспоминал лицо отделенного
командира, чувствуя в этом известное облегчение. Он достал платок и первый
раз за весь день расстегнул - все до одной - пуговицы своей пропотевшей
габардиновой гимнастерки, вытер влажные шею и грудь. От этих движений,
медлительных и жестких, ему тоже стало спокойнее.
Полуторка, звеня и подпрыгивая на неровностях пограничной дороги, везла
Кузнецова на шестнадцатую заставу, которой временно командовал политрук
Пшеничный. За это подразделение майор испытывал чувство тревоги, во-первых,
потому, что в такую горячую пору оно осталось без командира, во-вторых,
из-за неготовности оборонительных сооружений вокруг заставы - подпочвенные
воды не позволяли возвести прочные укрепления.
Но Кузнецов был уверен в Пшеничном, надеялся на его организаторские
способности и умение увлечь личный состав и даже подумал, что посоветуется
со своим комиссаром и утвердит политрука в занимаемой сейчас должности.
За все эти последние дни, с полной очевидностью обнажившие угрозу
близкой войны, Кузнецову ни разу не пришло в голову подумать о том, что его
собственная семья подвергается такой же опасности, как и семьи командиров
границы, что тот же Западный Буг отделяет советский Брест от захваченной
фашистами территории Польши и те же фашистские войска, угрожающе близко
нависшие над заставами, стоят рядом с Брестом по ту сторону неширокой реки в
ожидании приказа на наступление.
Но вот сейчас, по правомерной ассоциации, вспомнив о Пшеничном, с
которым оставалась жена Маша, отправившая сына погостить к своей матери, он
подумал и о своих, подумал и впервые испугался за них.
Как никогда раньше Кузнецов с ужасающей ясностью представил себе и до
дрожи в теле почувствовал, насколько беззащитны перед лицом надвигающейся
опасности его собственная семья и семьи командиров границы, все эти Маши,
Кати, Светланы и Дуси вместе с их Игорьками, Петьками, Мишками, а
некоторые - с престарелыми родителями: ведь если промедлить, на них первых
падут вражеские снаряды; он это очень отчетливо понимал и подумал, что, не
глядя на субботний день, сегодня же, прямо с заставы позвонит начальнику
пограничных войск округа генералу Богданову и попросит указаний, куда
эвакуировать семьи.
Взволновавшись и уйдя в себя, не сразу увидел скачущего навстречу
всадника. Конь шел наметом, и всадник, пригнувшись к передней луке, будто бы
слился с ним в одно целое, устремленное вперед чудище, окутанное облаком
пыли.
- Остановись! - приказал шоферу.
Спрыгнув на полевую дорогу, Кузнецов всматривался в скачущего
кавалериста. Уже можно было различить в нем военного. Было слышно, как ёкает
у коня селезенка, а еще через недолгие минуты запыленный до самых бровей
старшина шестнадцатой Трофимов осадил перед майором загнанного коня.