"Вениамин Семенович Рудов. Последний зов " - читать интересную книгу автора

- А ты смелый, Ведерников!
- Какой есть. В кусты не полезу. Как некоторые. Без надобности ползти
не стану. А нужно - в рост пойду... Не то что некоторые...
Лежавшая на спинке стула рука старшего лейтенанта сжалась в кулак. Он
оглянулся на дверь, за которой, слышно, терли пол мокрой тряпкой и хлюпала в
тазу вода. И, будто успокоившись от этих мирных звуков, разжал прокуренные
желтые пальцы.
- Выговорился? - спросил он, не оборачиваясь к Ведерникову, и крикнул
дежурного.
Без чувства страха, еще не остыв, не выложив всего наболевшего,
Ведерников предположил, что старший лейтенант ему этого не простит и
дежурного позвал неспроста - гауптвахта помещалась в этом же доме, при штабе
комендатуры.
- Прибыл по вашему приказанию! - Дежурный вытянулся в проеме двери.
- Сбегай на квартиру за папиросами. На веранде лежат.
- Есть сбегать за папиросами! Разрешите идти?
Из окна канцелярии, за кустами сирени, был виден командирский домик,
облитый пламенем разгорающейся зари. В окнах обращенной к солнцу веранды
отражался яркий свет зари, и капли росы на отцветшей сирени, сверкая,
переливались розовым и зеленым.
Взгляд Иванова был прикован к горящим стеклам веранды. Но вот он двинул
плечом, будто выставляя за дверь непонятливого дежурного, и оторвал взгляд
от дома.
- Отставить папиросы!
- Я быстро, товарищ старший лейтенант. Я мигом.
- Не надо.
Дежурный вышел.
Нехорошее чувство шевельнулось в груди у Ведерникова: боится, чтобы
дежурный не разбудил сына. У него, видишь ли, сын. Его нельзя будить. У
других, стало быть, не такие дети. Чужие, они - чужие. На других он плевать
хотел. Своя рубаха ближе к телу.
По инерции накручивались еще какие-то обидные для Иванова слова,
наматывались на язык, не слетая с него, но - странно - без прежней злости,
не принося злорадного чувства удовлетворенности, будто не он только что
стрелял по старшему лейтенанту короткими очередями слов, попадая то в
сердце, то в голову.
Злость испарилась.
- У тебя есть закурить?
Иванов протянул руку, и Ведерников поспешнее, чем хотелось, выдернул из
кармана свой горлодер, выщелкнул сигарету и, не глядя в сразу побледневшее,
окутавшееся махорочным дымом лицо, почувствовал, что злости против старшего
лейтенанта как не бывало и уже не хочется ни доказывать ему свою правоту, ни
спорить, ни говорить о чем бы то ни было. Погасило злость. Было такое
чувство, что зря приходил - и Новикову не помог, и Иванову зря досадил.
"Насчет сына ты маленько подзагнул, парень, - подумал Ведерников,
мысленно осуждая себя за горячность. - Нет его здесь, у бабки гостит вместе
с матерью".
- Иди, Ведерников. Служить надо.
Он сказал обыденные слова, какие за недостатком времени разъяснять не
стал, сказал, наверное, не ему первому, а может, себе сказал, глуша тревогу,