"Вениамин Семенович Рудов. Последний зов " - читать интересную книгу автора

налопаешься. И спать, без просыпу, пока не разбудят. А тем временем Иванова
за шкирку..."
У Новикова сжало горло. Пошарил руками, будто искал, на что опереться,
ни к чему щелкнул прицельной планкой автомата, вызвав у Голякова недоумение.
Знакомое ощущение, то самое, что подняло его, вдавленного в прибрежный
песок, поставило на ноги в рост перед немцами и ошпарило спрессованным
гневом и ненавистью, то самое чувство его захлестнуло сейчас, забило
дыхание - как затянутая на шее веревка. Все внутри кричало.
Он подался вперед, к Голякову. Но слова не шли. Пропали слова, застряли
в стиснутом горле.
- Я хотел...
- Докладывайте. - Голяков швырнул окурок в окно. - Только начистоту.
- Один я... Можете проверить оружие... - Новиков мельком увидел
землистое от усталости лицо Иванова, и ему стало не по себе.
Начальник заставы угнетенно молчал, гладил заросшую щетиной щеку, то и
дело посматривая в раннюю синь близкого рассвета, опять гладил щеку - словно
у него зубы болели.
- Продолжайте, - холодно сказал Голяков.
Все сильнее сжимало горло... Он не согласен со многим. Стыдно
прятаться. Стыдно. Сколько можно! С какой стати изображать улыбку в ответ на
пощечину! Почему?.. Товарищ старший лейтенант может объяснить почему? Почему
мы закрываем глаза?.. Почему?..
Почему Богданьский не побоялся? Почему?!.
- Слишком много вопросов, младший сержант.
- Нас правде учили.
- Расскажете дознавателю вашу правду. Довольно болтовни!.. - Голяков не
удостоил младшего командира вниманием. Хлопнул дверью.
- Мальчишка ты, Новиков, совсем зеленый... Ну, кто тебя за язык
тянул!.. Много говоришь. В пятницу не рекомендуется. Вредно в пятницу -
несчастливый день. Как понедельник.
Издалека, из такого далека, что слова будто бы размывало, как на
испорченной патефонной пластинке, Новиков скорее угадал, нежели расслышал
голос начальника заставы, спокойный, неузнаваемо тихий:
- Не все черти с рогами, Алексей, не все. Бог не выдаст - свинья не
съест. Голякову я тебя не отдам. Иди спать. Давай поспи, сколько удастся.
Ну, давай, Алексей, спать отправляйся... Ни в кого ты не стрелял.
- Товарищ старший лейтенант, я не хочу...
- Кажется, ясно сказано!
- Да я...
- Разъякался.
- Выслушайте... Я сам за себя отвечу.
- Мне твое прекраснодушие ни к чему, парень. Ты это брось. Шагом марш -
спать! - И старший лейтенант вдруг заорал не своим голосом: - Спать!
Иванов отвернулся к окну.
От дубовой рощи или еще откуда затрещала ранняя птица - нелепый клекот
с тонкими переливами, пойди разбери, какая такая птаха стрекочет. Иванов
достал из ящика письменного стола лист чистой бумаги, карандаш и линейку с
делениями, вывел на листе печатными буквами: "Схема", откинул голову и
посмотрел издали, не замечая Новикова, скорее - не желая замечать
присутствие постороннего человека.