"Лев Рубинштейн. Альпинист в седле с пистолетом в кармане " - читать интересную книгу автора

не может). Он и бабочку убить не мог, и даже клопов не убивал. Я видела, как
он их собирал в бумажку и выбрасывал в окно. Мы жили в общежитии, и там
всякой живой суеты было вдосталь. Сегодня начали собирать детей. Одна
остается с ними, другие роют окопы. Думаю уехать к маме в Куйбышев. Заботы,
заботы, а то думала бы о нем все время".


СТАРШИЙ ПОЛИТРУК ВОДНЕВ


В середине июля бригада еще стояла во втором эшелоне и постепенно
делалась воинским пехотным организмом. Горное снаряжение и сбрую для ослов
еще возили в обозе (позднее сбросили с возов в канавы).
Интендантов изводили вопросами: "Почему вы без снаряжения? Где
остальные ослы? .."
Альпинисты были последним остатком горности. Мы истово старались, и
комбриг нас полюбил, а старший политрук Воднев - наоборот.
Бывший учитель истории и член райкома, по партийному чину получил
"шпалу" и старшего политрука (теперь - капитан). Придя в армию, он не знал,
"куда девать руки". Обнаружив нашу компанию, хотел пристать душой к людям,
сразу нашедшим свое место. Стал разговаривать "на ты" и сидеть запросто у
костерка. Позже, почувствовав в своих петличках силу, решил, что
альпинистов, не уважающих большого человека, следует поставить на место.
Однажды Воднев пытался учить жизни группу старослужащих и особенно
нашего старшину Куркалова, объясняя, какая плохая и несознательная
дисциплина была в старой царской армии, а теперь она должна быть неизмеримо
выше тех порядков.
Я стоял в стороне и, слушая его объяснения, вспомнил одну сцену в
Эрмитаже. Папа разговаривал с девочкой у картин Гольбейна и Кранаха. Папа
сказал: "Чего ж ты, Лена, хочешь, это ... (посмотрел на табличку) ... это же
пятнадцатый век. Конечно, та живопись была еще на низком уровне и не могла
достичь нынешних вершин. Вот пойдем с тобою в советский отдел Русского
музея, там ты увидишь. Я тебе покажу "настоящее искусство".
И Воднев показывал, поучая старшину на примерах. Потом стал орать на
альпиниста Костю Соболева, медленно проходившего мимо.
Политруки, как правило, командовать не умели (недаром, позже, когда
отменили комиссаров, они судорожно переделывались в строевых).
Воднев, всегда не уверенный в исполнении своего приказа, заранее
огорчался и сердился как человек, теряющий то, что ему по праву не
принадлежит.
- Товарищ боец! Вернитесь!
Куда вертаться? Костя стоял рядом.
- Почему вы не приветствуете старших?
(Здесь война, какие приветствия, думал Костя. Мы даже не знаем, что это
такое, да и ты не знаешь, но молчал.)
Вы почему не поприветствовали меня? - повторил Воднев.
Извините, товарищ политрук, - ответил тихо Костя,- Не заметил.
Тороплюсь выполнить задание начальника штаба. (А сам стоял и глазел.)
Почему у вас такой неопрятный вид? (Мы спали в яме на сухих листьях.)
Костя молчит, изображая Швейка.