"Алексей Рубан. Три дня и три ночи (Повесть) " - читать интересную книгу автора

изысканными манерами и хорошо поставленной речью. Зато все это он
компенсирует своей всегдашней готовностью налить стакан-другой очередной
девочке, руки которой до локтей покрыты бисерными фенечками, ну а нехитрый
интим, как правило, следующий спустя несколько часов, давным-давно уже никем
не воспринимается как слишком высокая плата за разбавленное на четверть
вино. Вот и сейчас Бес что-то вещает, стоя у барной стойки, в то время как
одна его рука достает из кармана бумажник, а другая покоится на чьем-то туго
обтянутом джинсой седалище. НЕНАВИЖУ! При виде таких индивидуумов во мне
очень часто просыпается желание сомкнуть ладони на горле кого-нибудь из них
и медленно с наслаждением душить, одновременно выколачивая пустую голову о
первую попавшуюся твердую поверхность. Но все же стоит признать, что
встречаются тут и личности поинтереснее. Таков, например, Германн со своею
неизменною Сайленс, которые, как обычно, оккупировали столик в самом дальнем
углу. Там они просидят целый вечер, потягивая сок или минеральную воду.
Изредка Германн станет обмениваться нескольким репликами со знакомыми,
Сайленс же будет хранить молчание, лишь иногда вскидывая на собеседников
большие грустные глаза. Я долго считал эту пару немного неполноценными, пока
кто-то не рассказал мне их историю. Отец Германна был талантливым художником
и горчайшим пьяницей, способным за вечер в кабаке спустить весь свой гонорар
за картину, стоимость которой исчислялась в тысячах. Он умер от рака, не
дожив до сорока, оставив жену и маленького сына практически без средств к
существованию. Мать, ценой неимоверных усилий, сумела дать
Германну достойное образование, и последний воспользовался им
настолько, что, еще будучи студентом, уже зарабатывал неплохие деньги в
качестве сотрудника переводческой конторы. Эта воистину героическая женщина
дожила до того момента, когда увидела сына преподавателем на кафедре
английского языка, а затем вскоре скончалась, оставив Германну бремя
одиночества и тяжкий психологический комплекс. Именно поэтому он несколько
раз в неделю появляется здесь и проводит время за стаканом чего-нибудь
безалкогольного, вновь и вновь убеждая себя в том, что не повторит судьбы
отца, которого практически не помнит и при этом люто ненавидит. Что же до
Сайленс, тихони с точеным лицом фотомомодели, от которой я за несколько лет
слышал не более двадцати слов, то о ее трагедии не знает никто. Известно
лишь, что их с Германном объединяет какое-то общее горе, и будь я проклят,
если подобное чувство не сближает людей сильнее, нежели любые позитивные
эмоции.
Мне нравится эта пара, хотя я и редко общаюсь с ними. Даже находясь в
достаточно подпитом состоянии и испытывая дефицит разговоров на тему
современной музыки и литературы, я не часто отваживаюсь нарушать их
уединение. В нем есть что-то загадочное, если хотите - даже чистое, и, когда
на меня накатывают приступы сентиментальности, я желаю им счастья. Бывают,
правда, и иные состояния, и тогда, будучи трезв и зол, я представляю себе
совсем иную картину. В ней нет никакого флера таинственности, лишь одна
голая реальность, где
Германн запивает и посылает подальше свою подругу, которая, за
неимением альтернатив, отправляется на панель. Да простят они мне эти мысли,
но чем дольше живешь в нашем мире, тем меньше веришь сказкам детства.
Справа от меня расположилось человек семь, среди которых выделяется
фигура Лоста. Сейчас он возбужден и разговорчив, но завсегдатаи
"Двух капитанов" знают, что это не более чем иллюзия. Одаренный