Глава четырнадцатая Фортуна фортунатум

На следующий день первым уроком была гербология. Утром, за завтраком, Гарри, опасаясь чужих ушей, не смог рассказать Рону и Гермионе о занятии с Думбльдором, но потом, когда они шли через огород к теплицам, коротко ввел друзей в курс дела. Пронзительный ветер, не стихавший все выходные, наконец успокоился, и кругом снова висел странный туман, из-за которого дорога к теплице заняла несколько больше времени, чем обычно. В этом семестре шестиклассникам предстояло изучать свирепней. Ребята выбрали себе сучковатый пень, встали вокруг него и начали натягивать защитные перчатки.

— Фу, даже думать противно: маленький Сами-Знаете-Кто, — шепотом проговорил Рон. — Но я все равно не понимаю, зачем Думбльдор тебе это показывает. То есть, оно, конечно, страшно интересно и прочее, но зачем?

— Кто его знает, — ответил Гарри, вставляя зубной щит. — Он говорит, это очень важно и поможет мне выжить.

— А по-моему, здорово, — серьезно сказала Гермиона. — Тебе необходимо выяснить о Вольдеморте как можно больше. Надо же знать его слабости.

— Кстати, как прошел последний ужин у Дивангарда? — поинтересовался Гарри, из-за щита очень невнятно.

— Знаешь, довольно хорошо, — Гермиона надела защитные очки. — Он, конечно, нудил про своих знаменитых учеников и буквально стелился перед Маклаггеном из-за его необыкновенных связей, но зато очень вкусно накормил и познакомил с Гвеног Джонс.

— Гвеног Джонс? — Рон ошалело уставился на нее сквозь очки. — Та самая? Капитанша «Граальхедских гарпий»?

— Совершенно верно, — кивнула Гермиона. — Правда, я лично думаю, что она слишком задается, но…

— Хватит болтать! — строго прикрикнула профессор Спаржелла, которая быстрым шагом ходила между учениками. — Вы отстаете; все уже приступили к работе, а Невилль добыл первый стручок!

Ребята оглянулись. Действительно, Невилль, с окровавленной губой и жуткими царапинами на щеке, сжимал в руках неприятно пульсирующий зеленый плод величиною с грейпфрут.

— Все, все, профессор, приступаем! — сказал Рон, а когда Спаржелла отвернулась, тихо добавил, обращаясь к Гарри: — Надо было наложить Маффлиато.

— Нет, не надо! — тут же возмутилась Гермиона. Она всегда очень бурно реагировала на упоминания о Принце-полукровке и его заклинаниях. — Ладно, все… пора начинать…

Она обреченно посмотрела на мальчиков. Все трое тяжело вздохнули и решительно кинулись на сучковатый пень.

Тот моментально ожил; из верхушки выстрелили длинные колючие плети, похожие на ежевичные, и принялись исступленно хлестать по воздуху. Одна ветвь вцепилась в волосы Гермионы, но Рон геройски отогнал ее секатором. Гарри, изловчившись, захватил пару стеблей и связал их вместе; в сердцевине извивающихся как щупальца веток образовалось отверстие. Гермиона храбро сунула туда руку по самый локоть, но отверстие закрылось, поймав ее в ловушку. Гарри с Роном начали тянуть и ломать ветви, размыкая «челюсти», и Гермиона сумела выдернуть руку. В горсти она сжимала стручок, такой же, как у Невилля. Колючие ветви мгновенно убрались внутрь, и сучковатый пень сразу превратился в мертвый, абсолютно безобидный на вид кусок дерева.

— Когда у меня будет свой сад, я такую гадость заводить не стану, — объявил Рон, резким движением сдвигая очки на лоб и вытирая потное лицо.

— Дайте миску, — попросила Гермиона. Она старалась держать пульсирующий плод как можно дальше от себя и с омерзением бросила его миску, которую протянул Гарри.

— Нечего нос воротить, выжимайте их, выжимайте, они лучше всего, когда свежие! — крикнула профессор Спаржелла.

— В общем, — сказала Гермиона, продолжая прерванный разговор с такой невозмутимостью, словно сражения с пнем не было вовсе, — Дивангард хочет устроить рождественский вечер, и тебе, Гарри, на этот раз не отвертеться: он попросил меня выяснить, какие дни у тебя свободны, чтобы ты точно мог прийти.

Гарри застонал. Рон, который пытался расколоть стручок, сжимая его обеими руками, выпрямился и, надавив изо всех сил, недовольно буркнул:

— Эта вечеринка тоже для любимчиков?

— Для Диван-клуба, да, — подтвердила Гермиона.

Стручок выскользнул из пальцев Рона, отлетел, ударился в окно теплицы, срикошетил, попал в голову профессору Спаржелле и сбил с нее старую залатанную шляпу. Гарри пошел подобрать стручок; когда он вернулся, Гермиона говорила:

— Слушай, это не я придумала название «Диван-клуб»…

— «Диван-клуб», — презрительно повторил Рон с гримасой, достойной Драко Малфоя. —Просто позор какой-то. Ладно, желаю хорошо повеселиться. Может, тебе охмурить Маклаггена, тогда Дивангард назначит вас королем и королевой Диванючек…

— Нам разрешили пригласить гостей, — сказала Гермиона и непонятно почему жгуче покраснела. — Я хотела позвать тебя, но раз, по-твоему, это настолько глупо, то не буду!

Гарри внезапно пожалел, что стручок не улетел намного дальше: тогда сейчас он не оказался бы рядом с Роном и Гермионой. Они оба его не замечали; он схватил миску и принялся воевать со стручком, стараясь создать как можно больше шума, но, к несчастью, все равно слышал каждое слово из разговора своих друзей.

— Ты хотела позвать меня? — спросил Рон совсем другим голосом.

— Да, — гневно бросила Гермиона. — Но если ты больше хочешь, чтобы я охмурила Маклаггена…

Повисла пауза. Гарри энергично долбил совком по тугому стручку.

— Совсем не хочу, — очень тихо пробормотал Рон.

Гарри, промахнувшись, попал совком по миске; она разбилась.

— Репаро, — сказал он, беспорядочно тыча волшебной палочкой в осколки. Миска быстро собралась воедино. Происшествие, однако, привело в чувство Рона и Гермиону, напомнив им о присутствии Гарри. Гермиона засуетилась, схватила книгу «Плотоядные растения мира» и стала искать, как правильно выжимать сок из стручков свирепней; Рон притих, но при этом надулся от гордости.

— Дай-ка сюда, Гарри, — деловито велела Гермиона, — оказывается, его надо проткнуть чем-нибудь острым…

Гарри передал ей миску, и она занялась стручком, а они с Роном надели очки и снова набросились на пень.

Сражаясь с веткой, которая твердо вознамерилась его придушить, Гарри думал о том, что не так уж и удивлен; ему всегда казалось, что рано или поздно это случится. Но он не знал, как к этому относиться… Они с Чу стеснялись теперь даже посмотреть друг на друга, не то что заговорить; что, если Рон и Гермиона начнут встречаться, а потом расстанутся? Переживет ли такое их дружба? Помнится, в третьем классе, когда его друзья поссорились и не разговаривали, а ему пришлось наводить между ними мосты, он чувствовал себя очень неуютно… С другой стороны, что делать, если они не расстанутся и будут как Билл и Флер, а он при них — третьим лишним, изнемогающим от неловкости?

— Попался! — заорал Рон, извлекая второй стручок. Гермионе как раз удалось расколоть первый, и в миске кишели бледно-зеленые семена, похожие на червячков.

До конца урока о вечеринке Дивангарда они больше не говорили. Следующие несколько дней Гарри пристально наблюдал за Роном и Гермионой, но они вели себя, как обычно, разве что стали немного вежливей друг с другом. Гарри решил подождать и посмотреть, что произойдет на вечеринке у Дивангарда, под влиянием усладэля и при неярком освещении, а пока посвятил себя более насущным заботам.

Кэтти Белл по-прежнему лежала в больнице и о выписке речи не было, а значит, в многообещающей гриффиндорской команде, которую Гарри пестовал с самого сентября, не хватало одного Охотника. Гарри долго тянул с заменой, надеясь на возвращение Кэтти, но в преддверии открытия сезона был вынужден признать, что в первом матче против «Слизерина» Кэтти участвовать не сможет.

Гарри ужасала мысль о новых отборочных испытаниях, поэтому однажды после превращений он, с неприятным чувством, имевшим мало общего с квидишем, подошел к Дину Томасу. В классе почти никого не осталось, но под потолком все еще носились щебечущие желтые птички — создания Гермионы; остальные не сумели сотворить из воздуха хотя бы перышка.

— Ты еще хочешь быть Охотником?

— Что?... Да, конечно! — восторженно откликнулся Дин. За его спиной Симус Финниган с кислым видом закидывал в рюкзак учебники. Гарри знал, что Симус обидится, и предпочел бы не брать Дина, но, с другой стороны, благо команды прежде всего, а Дин на испытаниях сыграл лучше Симуса.

— Отлично, тогда ты принят, — сказал Гарри. — Тренировка сегодня в семь.

— Понял, — радостно кивнул Дин. — Ура, Гарри! Черт, поскорей бы рассказать Джинни!

Он вылетел из класса. Гарри остался наедине с Симусом, и этот сам по себе неприятный момент еще больше испортила канарейка Гермионы, которая, пролетая над Симусом, нагадила ему на голову.

Выбор замены для Кэтти огорчил не только Симуса. В общей гостиной много ворчали насчет того, что теперь в команде целых два одноклассника Гарри. Конечно, за школьные годы он успел свыкнуться с пересудами и почти не обращал на них внимания, однако понимал, что выиграть в грядущем матче просто необходимо. Если «Гриффиндор» победит, все сразу забудут, что когда-то критиковали его, и начнут уверять, будто всегда считали подобранную им команду великолепной… Ну, а в случае проигрыша, мрачно думал Гарри… он давно уже свыкся с пересудами…

Вечером, наблюдая за тем, как летает Дин, как слаженно он работает вместе с Джинни и Демельзой, Гарри нисколько не жалел о своем выборе. Отбивалы, Пикс и Проустак, тоже играли лучше день ото дня. Один только Рон вызывал беспокойство.

Гарри всегда знал, что Рон — игрок нестабильный, нервный и неуверенный в себе. К несчастью, приближающееся открытие сезона сильно усугубило все его страхи. Он пропустил полдюжины мячей — почти все были посланы Джинни — и играл все хаотичней, пока наконец не ударил по губам подлетевшую Демельзу Робинс. Бедняжка кривыми зигзагами полетела к земле, разбрызгивая во все стороны кровь.

— Я случайно, прости, Демельза, прости! — закричал Рон ей вслед. — Я просто…

— Опупел от страха, — сердито закончила за него Джинни, которая приземлилась рядом с Демельзой и осматривала ее распухшую губу. — Вот болван, Рон, смотри, что наделал!

— Я все исправлю, — сказал Гарри, опускаясь возле девочек, и направил волшебную палочку на губу Демельзы со словами: «Эпискей». — И вообще, Джинни, не называй Рона болваном, ты не капитан команды…

— А я увидела, что тебе некогда назвать его болваном, и подумала, кто-то же должен…

Гарри с трудом подавил смех.

— Наверх, ребята, взлетаем…

В целом, тренировка оказалась одной из худших за весь семестр, но… матч был слишком близко, и Гарри решил, что сейчас честность — не самая лучшая политика.

— Спасибо, все хорошо поработали, мы обязательно размажем «Слизерин», — утешающе сказал он, и Охотники с Отбивалами ушли из раздевалки довольные.

— Я летал, как мешок драконьего навоза, — бесцветно произнес Рон, как только за Джинни захлопнулась дверь.

— Ничего подобного, — твердо возразил Гарри. — Ты лучший Охранник из всех, кто у меня пробовался, Рон. Просто ты очень нервный.

Всю дорогу до замка он всячески утешал Рона, и когда они поднялись на второй этаж, Рон значительно повеселел. Гарри отвел в сторону гобелен, чтобы, как всегда, пройти в гриффиндорскую башню коротким путем — и наткнулся на Дина и Джинни. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и целовались с таким ожесточением, что, казалось, склеились ртами.

В груди Гарри сразу выросло громадное чудовище и принялось рвать когтями его внутренности; в голову хлынула жаркая кровь, уничтожив все мысли, кроме одной —навести на Дина порчу, превратить его в слизняка! Справившись с этим неожиданным помешательством, Гарри словно издалека услышал окрик Рона:

— Эй!

Дин и Джинни оторвались друг от друга; оглянулись.

— Что тебе? — спросила Джинни.

— Я не желаю, чтобы моя сестра целовалась в общественном месте!

— Это место было очень уединенным, пока ты не вперся! — парировала Джинни.

Дин явно смутился. Он криво улыбнулся Гарри, но тот не смог улыбнуться в ответ; новоявленное чудовище грозно ревело, требуя немедленно выкинуть Дина из команды.

— Э-э… пойдем, Джинни, — сказал Дин, — вернемся в общую гостиную.

— Ты иди! — скомандовала Джинни. — А я скажу пару ласковых моему дорогому братцу!

Дин ушел. По его виду было ясно, что он рад исчезнуть.

— Значит, так, — сказала Джинни. Она отбросила с лица длинные рыжие волосы и свирепо воззрилась на Рона. — Давай раз и навсегда договоримся. Тебя не касается, с кем я встречаюсь и что делаю…

— Еще как касается! — не менее гневно перебил Рон. — Думаешь, я хочу, чтобы мою сестру называли…

— Как? — крикнула Джинни, выхватывая палочку. — Как, конкретно?

— Он ничего не имел в виду, Джинни, — автоматически сказал Гарри, хотя рычащее чудище всецело поддерживало Рона.

— Очень даже имел! — Джинни ожгла Гарри возмущенным взглядом. — Сам в жизни ни с кем не целовался, разве что с тетей Мюриель, и поэтому…

— Заткнись! — взревел Рон, стремительно багровея.

— Не заткнусь! — завопила Джинни, вне себя от ярости. — Что я, не видела, как ты цепенеешь перед Хлоркой, ждешь, что она тебя поцелует в щечку? Не стыдно? Пошел бы сам и научился целоваться, может, и не страдал бы так сильно, что остальные давно это умеют!

Рон тоже схватился за волшебную палочку; Гарри поспешно встал между ними и, растопырив руки, загородил Джинни собой.

— Сама не знаешь, что плетешь! — загрохотал Рон, пытаясь обогнуть Гарри и зачаровать сестру. — Если я не делаю этого на людях…

Джинни уничижительно расхохоталась; она тоже старалась отпихнуть Гарри.

— А-а, так ты целовался со Свинринстелем? Или хранишь под подушкой фото тетушки Мюриель?

— Ах, ты…

Оранжевый луч пролетел под левой рукой Гарри и чуть не попал в Джинни; Гарри оттолкнул Рона и прижал его к стене.

— Не дури…

— Гарри целовался с Чу Чэнг! — кричала Джинни. В ее голосе зазвучали слезы. — А Гермиона — с Виктором Крумом! Один ты, Рон, ведешь себя так, будто это что-то отвратительное, а все потому, что опыта у тебя, как у двухлетнего ребенка!

С этими словами она убежала. Гарри сразу отпустил Рона; лицо у того было просто убийственное. Так они стояли, тяжело дыша, пока из-за угла не появилась миссис Норрис, кошка Филча.

— Пошли, — сказал Гарри, заслышав шарканье Филча.

Они быстро поднялись по лестнице и пошли по коридору седьмого этажа.

— Эй, прочь с дороги! — рявкнул Рон. Маленькая девочка в страхе отпрыгнула и уронила бутылочку жабьей икры.

Гарри почти не заметил звона разбитого стекла; он ничего не понимал, голова кружилась; так, должно быть, чувствуют себя люди, которых ударило молнией. «Это потому, что она сестра Рона», — твердил он себе. — «Мне не понравилось, что она целуется с Дином, потому что она сестра Рона»…

Но перед глазами возник непрошенный образ: тот же пустынный коридор, но с Джинни целуется он сам, а не Дин… Чудовище в груди довольно заурчало… Вдруг гобелен распахнулся; Рон, нацелив на него палочку, принялся кричать… «предатель»… «друг называется»…

— Как ты думаешь, Гермиона правда целовалась с Крумом? — внезапно спросил Рон на подходе к Толстой тете. Гарри виновато вздрогнул и заставил себя не думать о коридоре, куда не врывался никакой Рон и где они с Джинни были совершенно одни…

— Что? — непонимающе пробормотал он. — А-а… э-м…

Честно было бы ответить «да», но ему не хотелось этого делать. Впрочем, по его лицу Рон и так все понял.

— Симплокарпус, — мрачно буркнул он, обращаясь к Толстой тете. Они пролезли в дыру за портретом и попали в общую гостиную.

О Джинни с Гермионой они больше не вспоминали и вообще мало разговаривали и легли спать в молчании — каждый со своими мыслями.

Гарри долго лежал, глядя вверх на полог кровати и убеждая себя, что испытывает к Джинни исключительно братские чувства. Они целое лето жили рядом, как брат с сестрой — ведь так? — играли в квидиш, дразнили Рона, потешались над Биллом и Хлоркой… Он знает Джинни очень давно… естественно, ему хочется ее защищать… опекать… оторвать Дину руки и ноги за то, что он целовался с ней… нет… уж этот братский порыв надо сдерживать…

Рон оглушительно всхрапнул.

Она сестра Рона, твердо сказал себе Гарри. Сестра Рона. Запретная территория. Нельзя рисковать дружбой. Гарри ткнул кулаком подушку и стал ждать, когда придет сон, тщательно избегая мыслей о Джинни.

После бесконечных снов о Роне, который гонялся за ним с квидишной битой, Гарри проснулся с тяжелой головой, но к полудню понял, что предпочел бы Рона из сна настоящему — тот не только демонстративно презирал Джинни и Дина, но и всячески третировал Гермиону жестоким, холодным равнодушием. Казалось, за ночь Рон превратился во взрывастого дракла и готов уничтожить всех и каждого на своем пути. Гарри целый день пытался сохранить мир между Роном и Гермионой, но ему ничего не удалось: Гермиона ушла спать разобиженная, а Рон, прежде чем удалиться в спальню, страшно отругал каких-то несчастных первоклашек за то, что они осмелились на него смотреть.

К полному смятению Гарри, со временем агрессия Рона не утихла. Он стал хуже играть, отчего озлобился еще больше, и на последней тренировке перед субботним матчем не смог взять ни одного мяча, но так на всех орал, что довел до слез Демельзу Робинс.

— Заткнись и оставь ее в покое! — прикрикнул на него Пикс, который по росту составлял примерно две трети Рона, но зато держал в руках очень тяжелую биту.

— ХВАТИТ! — взревел Гарри. Он поймал яростный взгляд, который Джинни бросила на Рона, вспомнил, что она мастерица накладывать нетопыристое заклятие, и решил вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля. — Пикс, иди убери Нападал. Демельза, успокойся, ты сегодня отлично играла. Рон… — Гарри дождался, пока другие отойдут, и продолжил: — ты мой лучший друг, но если будешь продолжать в том же духе, я тебя выгоню.

На миг ему показалось, будто Рон хочет его ударить, но потом случилось кое-что похуже: Рон обвис на метле, вся его воинственность куда-то улетучилась, и он пролепетал:

— Я сам уйду. Я — размазня.

— Ничего ты не размазня и никуда не уйдешь! — грозно воскликнул Гарри и схватил Рона за грудки. — Когда ты в форме, то берешь любой мяч, твои проблемы — чисто психические!

— То есть, я — псих?

— Да!

Пару мгновений они сверлили друг друга глазами, затем Рон устало помотал головой.

— Я знаю, что у тебя нет времени искать нового Охранника, и завтра буду играть, но если мы проиграем — а мы проиграем — я ухожу.

Никакие уговоры не подействовали. За ужином Гарри так и сяк пытался ободрить Рона, но тот слишком усердно дулся на Гермиону и ничего другого не замечал. Вечером в общей гостиной Гарри продолжал гнуть свою линию, настойчиво уверяя друга, что после его ухода вся команда умрет от огорчения; к несчастью, его словам несколько противоречил вид самой команды — они тесной кучкой сидели в дальнем углу, шептались и бросали на Рона явно неприязненные взгляды. Под конец Гарри накричал на Рона в надежде, что тот разозлится и это укрепит его боевой дух, но ничего подобного не произошло; Рон отправился спать подавленный и несчастный.

Гарри долго лежал в темноте без сна. Он не хотел проиграть предстоящий матч, первый, в котором выступал как капитан, и к тому же решительно настроился утереть нос Малфою — пусть даже подозрения насчет него не доказаны. Но если Рон будет играть, как на последних тренировках, то шансы победить, мягко говоря, невелики…

Если бы как-то заставить Рона собраться… играть на пике возможностей… сделать так, чтобы у него был поистине удачный день…

Ответ пришел внезапно, как счастливое озарение.

Наутро в Большом зале, как всегда перед матчем, царило всеобщее возбуждение; слизеринцы шипели и громко кричали «бу-у» всем членам команды «Гриффиндора», едва те появлялись в дверях. Гарри поднял глаза к потолку и увидел ясное голубое небо: хорошее предзнаменование.

Гриффиндорский стол, сплошь красно-золотой, завидев Гарри и Рона, ликующе заревел. Гарри улыбнулся, помахал рукой; Рон, слабо скривив губы, помотал головой.

— Веселей, Рон! — крикнула Лаванда. — Ты — лучше всех!

Рон даже не взглянул на нее.

— Чай? — спросил его Гарри. — Кофе? Тыквенный сок?

— Все равно, — трагически бросил Рон и тоскливо куснул тост.

Спустя пару минут позади них остановилась Гермиона. Ей так надоело дурное поведение Рона, что она теперь ходила на завтрак одна.

— Как дела? — осторожно спросила она, глядя в затылок Рону.

— Отлично, — сказал Гарри, который в это время передавал Рону тыквенный сок. — Держи-ка. Пей.

Рон поднес стакан к губам, но Гермиона вдруг вскрикнула:

— Не пей!

Мальчики обернулись к ней.

— С чего это? — буркнул Рон.

Гермиона неверяще смотрела на Гарри.

— Ты туда что-то подлил.

— Прошу прощения? — холодно произнес Гарри.

— Ты меня понял. Я все видела. Ты подбросил что-то Рону в сок. У тебя в руках пузырек!

— Не знаю, о чем ты, — Гарри поспешно спрятал в карман маленькую бутылочку.

— Рон, я тебя предупреждаю: не пей! — встревоженно повторила Гермиона, но Рон схватил стакан, мигом осушил его и сказал:

— Нечего мной командовать, Гермиона.

Та просто вскипела от возмущения и, низко наклонившись к Гарри, прошипела:

— За это тебя следует исключить. Никогда бы не поверила, что ты на такое способен!

— Кто бы говорил, — шепотом ответил он. — Сама-то давно никого не заморачивала?

Гермиона стремительно отошла на другой конец стола. Гарри без сожаления смотрел ей вслед: она никогда не понимала всей серьезности квидиша. Потом он повернулся к Рону, который облизывал губы, и бодро провозгласил:

— Пора.

Они отправились на стадион. Заиндевевшая трава громко хрустела под ногами.

— Повезло с погодой, да? — обратился Гарри к Рону.

— Да, — вяло отозвался Рон. Он был бледен и выглядел совершенно больным.

В раздевалке сидели Джинни и Демельза; они уже надели квидишную форму.

— Условия просто идеальные, — сказала Джинни, не замечая страданий Рона. — И знаете что? Слизеринского Охотника, Вейзи, вчера на тренировке треснуло по голове мячом, и сегодня он не может играть! А есть новость еще лучше: Малфой тоже заболел!

— Что? — Гарри резко повернулся к ней. — Заболел? Чем?

— Понятия не имею, но для нас это настоящее счастье, — радостно отозвалась Джинни. — Вместо него поставили Харпера; он в моей параллели — клинический идиот.

Гарри неопределенно улыбнулся в ответ, но, переодеваясь в малиновую робу, думал совсем не о квидише. Однажды Малфой отказался играть из-за травмы, но при этом приложил все силы, чтобы матч перенесли на более удобное для «Слизерина» время. А теперь спокойно согласился на замену. Почему? Он действительно болен или притворяется?

— Странно, да? — шепнул он Рону. — То, что Малфой не играет.

— Я бы сказал: «удачно», — Рон немного оживился. — И Вейзи нет, он же у них лучший бомбардир, мне совершенно не улыбалось… Эй! — Он застыл, не надев до конца перчатки, и уставился на Гарри.

— Что?

— Я… ты… — Рон понизил голос; вид у него был испуганный, но глаза горели. — Мой тыквенный сок… ты не…?

Гарри поднял брови, но не сказал ничего, кроме:

— Через пять минут начало, надевай-ка лучше ботинки.

Они вышли на поле. Отовсюду неслись оглушительные приветствия и издевательские выкрики. Один конец стадиона был малиново-золотой; другой выглядел как океан зелени и серебра. Симпатии хуффльпуффцев и равенкловцев тоже разделились. Среди воплей и рукоплесканий Гарри отчетливо различал далекий рев знаменитой шляпы со львом Луны Лавгуд.

Гарри подошел к судье мадам Самогони, которая стояла, готовясь выпустить мячи из корзины.

— Капитаны, обменяйтесь рукопожатием, — велела она, и пальцы Гарри тут же захрустели в ладони нового капитана слизеринцев Уркухарта. — Седлайте метлы. По свистку… три… два… один…

Прозвучал свисток. Гарри и остальные с силой оттолкнулись от мерзлой земли и взлетели.

Гарри парил над периметром поля, выискивая взглядом Проныру и одновременно присматривая за Харпером, который носился зигзагами чуть ниже. Над стадионом непривычно зазвучал голос нового комментатора:

— Итак, они в воздухе! Наверное, все, как и я, удивляются странному составу команды Поттера. Учитывая сомнительное выступление Рональда Уэсли в прошлом году, многие были уверены, что в команде его не оставят, но разумеется, благодаря тесным связям с капитаном…

Слизеринский конец трибун разразился издевательским хохотом и аплодисментами. Гарри, выгнув шею чуть вбок, посмотрел из-за метлы на комментаторскую площадку. Там стоял высокий и тощий курносый блондин с волшебным мегафоном, когда-то принадлежавшим Ли Джордану; Гарри узнал Заккерайеса Смита, игрока хуффльпуффцев, весьма неприятного типа.

— А вот и первая голевая ситуация, Уркухарт стремительно летит вниз и…

У Гарри подвело живот.

— …Уэсли отбивает мяч, что ж, думаю, всем когда-то везет…

— Правильно думаешь, Смит, — пробормотал Гарри. Он улыбнулся сам себе и ринулся вниз, в гущу Охотников, неусыпно следя, не мелькнет ли где золотой лучик.

Через полчаса «Гриффиндор» лидировал со счетом шестьдесят — ноль. Рон взял несколько очень трудных мячей, часть из них — буквально кончиками перчаток; Джинни забила четыре из шести гриффиндорских голов. После этого Заккерайес перестал громогласно сокрушаться о том, что целых два Уэсли проникли в команду исключительно благодаря личным симпатиям Гарри, но зато прицепился к Пиксу и Проустаку.

— Конечно, физически Проустак не дотягивает до нормального Отбивалы, — высокомерно тянул Заккерайес, — обычно у них лучше развита мускулатура…

— Залепи ему Нападалой! — крикнул Гарри пролетающему мимо Проустаку, но тот, широко ухмыляясь, запустил мяч в Харпера, который как раз летел навстречу. Гарри с радостью услышал глухой удар, означавший, что Нападала попал в цель.

Казалось, в этом матче «Гриффиндор» просто обречен на успех. Они забивали гол за голом, снова и снова, снова и снова, в то время как на другом конце поля Рон с неподражаемой легкостью ловил мячи противника. Теперь он вовсю улыбался, а когда публика в ответ на особенно впечатляющий маневр грянула ширящимся хором старый хит «Уэсли — наш король», Рон сверху изобразил дирижера.

— Кажется, он считает себя героем? — сказал чей-то презрительный голос. Гарри чуть не упал с метлы — в него намеренно, со всей силы врезался Харпер. — Твой приятель— предатель…

Мадам Самогони в тот момент стояла к ним спиной. Гриффиндорские болельщики возмущенно заорали, и она повернулась узнать, в чем дело, но Харпер уже умчался. Гарри, с ноющим от боли плечом, кинулся вдогонку, чтобы отомстить…

— Похоже, Харпер из команды «Слизерина» заметил Проныру! — крикнул в мегафон Заккерайес Смит. — Да, точно! А Поттер и не заметил!

Смит — идиот, подумал Гарри, разве он не видел, что они столкнулись? Но в следующий миг его сердце оборвалось и провалилось куда-то в тартарары — Смит оказался прав. Харпер летел вверх не просто так; он увидел то, что Гарри проглядел: быстрокрылого Проныру, четко выделяющегося на фоне ясного голубого неба.

Гарри прибавил скорость; ветер, свистевший в ушах, заглушал и комментарии Смита, и крики толпы. Но Харпер все еще был впереди, а у «Гриффиндора» — преимущество всего лишь в сто баллов; если Харпер окажется первым, «Гриффиндор» проиграет… Харпер протянул руку к золотому мячику…

— Эй, Харпер! — в отчаянье крикнул Гарри. — Сколько Малфой заплатил тебе, чтобы ты сыграл вместо него?

Он не знал, что заставило его так сказать, но Харпер замешкался, неловко цапнул Проныру и выпустил его из пальцев. Мячик полетел дальше. Гарри бросился и схватил крохотный, трепещущий комок.

— ЕСТЬ! — заорал он, развернулся и быстро полетел на землю, держа Проныру высоко над головой. Спустя несколько мгновений публика осознала случившееся, и над стадионом поднялся громкий рев, почти заглушивший финальный свисток.

— Джинни, ты куда? — крикнул Гарри. Вся команда бросилась его обнимать, но Джинни промчалась мимо и с чудовищным грохотом врезалась в комментаторскую площадку. Толпа завизжала, захохотала. Гриффиндорские игроки приземлились у обломков, под которыми слабо шевелился Заккерайес Смит; Гарри услышал, как Джинни радостно говорит недовольной Макгонаголл: — Забыла затормозить, профессор, извините.

Гарри, смеясь, высвободился из объятий и обвил рукой плечи Джинни, но сразу же отпустил и, избегая встречаться с ней взглядом, хлопнул по спине ликующего Рона. Гриффиндорцы забыли все распри и ушли с поля, держась за руки. Они победно потрясали кулаками и махали своим болельщикам.

В раздевалке царила праздничная атмосфера.

— Симус сказал, сейчас будем праздновать в общей гостиной! — в полной эйфории вопил Дин. — Пошли скорей, Джинни, Демельза!

Рон и Гарри остались в раздевалке вдвоем. Они уже хотели идти, когда на пороге появилась Гермиона. Она вертела в руках гриффиндорский шарф; вид у нее был расстроенный, но решительный.

— Гарри, я хочу с тобой поговорить. — Она набрала побольше воздуха. — Ты не должен был так поступать. Ты же слышал, что сказал Дивангард: это незаконно.

— И что ты собираешься делать, выдашь нас? — негодующе спросил Рон.

— О чем это вы? — Гарри отвернулся, чтобы повесить форму и одновременно скрыть улыбку.

— Сам прекрасно знаешь! — пронзительно выкрикнула Гермиона. — За завтраком ты подсыпал Рону зелье удачи! Фортуну фортунатум!

— Ничего я не подсыпал, — сказал Гарри и повернулся к ним лицом.

— Еще как подсыпал, потому все и прошло хорошо, слизеринцы заболели и Рон взял все голы!

— Я ничего никуда не подсыпал! — Гарри улыбнулся уже открыто. Он сунул руку в карман куртки и вытащил крохотную бутылочку, которую Гермиона видела у него в руках утром. Бутылочка была доверху наполнена золотистой жидкостью, а пробка плотно запечатана воском. — Я хотел, чтобы Рон так подумал, вот и притворился у тебя на глазах. — Он посмотрел на Рона. — Ты взял все мячи, потому что был уверен, что тебе сопутствует удача. Но ты сделал все сам.

Он опять спрятал зелье.

— В соке ничего не было? — поразился Рон. — Но… хорошая погода… и Вейзи не смог играть… Мне правда ничего не подсыпали?

Гарри помотал головой. Рон изумленно посмотрел на него, а затем круто повернулся к Гермионе и сказал, передразнивая ее:

— За завтраком ты подсыпал Рону зелье удачи и поэтому он взял все голы! Съела, Гермиона? Я могу брать мячи без посторонней помощи!

— Я никогда не говорила, что не можешь… Рон, ты тоже думал, что тебе подсыпали зелье!

Но Рон уже вскинул метлу на плечо и прошел мимо Гермионы к двери.

— Э-м-м, — во внезапно наступившей тишине промычал Гарри; он не ожидал, что все так странно обернется, — тогда… пойдем наверх, праздновать?

— Идите! — воскликнула Гермиона, моргая, чтобы прогнать подступившие слезы. — А я ужасно устала от Рона! Не понимаю, в чем я еще провинилась…

И она тоже вылетела из раздевалки.

Гарри медленно побрел к замку, пробираясь сквозь толпу болельщиков. Многие выкрикивали поздравления, но он чувствовал себя обманутым; ведь ему казалось, что если Рон выиграет, то они с Гермионой сразу помирятся… Гарри не понимал, как — за давностью преступления — объяснить Гермионе, что она виновата лишь в том, что целовалась с Виктором Крумом.

На празднике в честь победы, который, когда появился Гарри, шел полным ходом, Гермионы не было. Гарри встретили радостными криками и рукоплесканиями, его окружили и принялись поздравлять. Он долго не мог отделаться от братьев Криви, желавших услышать поминутный отчет о матче, и от девочек, усиленно трепетавших ресницами и смеявшихся над самыми скучными его репликами, поэтому далеко не сразу начал искать Рона. Наконец, он вырвался от Ромильды Вейн, которая недвусмысленно намекала, что мечтает пойти с ним на рождественский вечер к Дивангарду, и, пробравшись к столику с напитками, столкнулся с Джинни. На плече у сидел нее пигмейский пуфка Арнольд, а у ног с надеждой мяукал Косолапсус.

— Ищешь Рона? — усмехнулась Джинни. — Вон он, противный лицемер.

Гарри поглядел в угол, куда она указывала. Там, на виду у всех, стоял Рон и так крепко обнимал Лаванду Браун, что было невозможно понять, где чьи руки.

— Такое впечатление, что он хочет съесть ее губы, правда? — бесстрастно спросила Джинни. — Но надеюсь, со временем отработает технику… Отлично сыграли, Гарри.

Она похлопала его по руке — у Гарри внутри все оборвалось — и пошла за усладэлем. Косолапсус потрусил за ней, не сводя желтых глаз с Арнольда.

Гарри отвернулся от Рона, который явно не собирался в ближайшее время выныривать на поверхность, и с неприятным чувством заметил в закрывающемся отверстии за портретом пушистую каштановую гриву.

Он бросился к выходу, в очередной раз увернувшись от Ромильды Вейн, и оттолкнул портрет. В коридоре было пусто.

— Гермиона?

Он нашел ее в первом же незапертом кабинете. Она сидела на учительском столе, одна, если не считать стайки желтых птичек, с громким щебетанием выписывавших круги у нее над головой. Гермиона, очевидно, создала их прямо из воздуха. Гарри не мог не восхититься, что даже в столь трудную для себя минуту она способна творить такие изумительные вещи.

— А, Гарри, привет, — сказала она надтреснутым голосом. — Вот, решила поупражняться.

— Да… э-э… здорово… — пробормотал Гарри.

Он не знал, что сказать, и только смутно надеялся, что она все-таки не видела Рона, а ушла из общей гостиной, спасаясь от шума. Но Гермиона неестественно тонко произнесла:

— Рон, похоже, веселится вовсю.

— Да? — деланно удивился Гарри.

— Не притворяйся, что не заметил, — сказала Гермиона. — Он, в общем-то, не скрывается…

Дверь распахнулась, и, к ужасу Гарри, в комнату вошел Рон; он, смеясь, тащил за руку Лаванду. При виде Гарри и Гермионы он охнул и застыл на месте.

— Ой! — вскрикнула Лаванда, захихикала и, пятясь, вышла из класса. Дверь захлопнулась.

Повисло тягостное молчание. Гермиона смотрела прямо на Рона. Тот, упорно не поднимая глаз, с неловкой бравадой выпалил:

— Гарри! А я думаю, куда ты делся?

Гермиона соскользнула со стола. Стайка золотых птичек по-прежнему вилась у нее над головой — вместе они напоминали оперенную модель солнечной системы.

— Не заставляй Лаванду ждать, — тихо проговорила она. — Она будет переживать, что ты пропал.

Гермиона медленно и очень прямо пошла к двери. Гарри поглядел на Рона. Тот явно радовался, что не случилось ничего похуже.

— Оппуньо! — раздался вдруг крик от двери.

Гарри круто обернулся и увидел, что Гермиона с безумным лицом направила палочку на Рона, и к нему, как град из золотых пуль, понеслась стайка птичек. Рон взвизгнул и закрыл лицо руками, но птицы безжалостно атаковали его; они клевали и раздирали когтями все, до чего могли добраться.

— Пошли на фиг! — верещал Рон. Гермиона с мстительной яростью поглядела на него в последний раз, с силой распахнула дверь и исчезла, но, прежде чем дверь захлопнулась, до Гарри донеслись рыдания.