"Филип Рот. Мой муж - коммунист!" - читать интересную книгу автора

Вулворта - пятьдесят две линованные странички размером три на четыре дюйма,
сверху прошитые и защищенные крапчатыми картонными корочками.
Когда в своем письме О'Дей упоминал какую-нибудь книгу (любую), Айра
обязательно добывал ее, и я тоже: прямиком шел в библиотеку и выписывал.
"Недавно прочитал Бауэра, "Юность Джефферсона", - писал О'Дей, - наряду,
кстати, с другими вещами по ранней истории Америки, и вот что интересно:
Комитеты по связи в то время играли главную организующую роль в объединении
революционно настроенных колонистов - именно там они вырабатывали общую
позицию и координировали планы". В результате и я еще школьником прочел
"Юность Джефферсона". О'Дей в письме написал: "Пару недель назад купил
двенадцатое издание "Знакомых цитат" Бартлетта, якобы для своей справочной
библиотеки, а на самом деле ради удовольствия, которое получаю, размышляя
над этой книгой", и я сразу тоже тут как тут - быстренько побежал в
центральную городскую библиотеку посидеть в справочном зале, размышляя над
этим кирпичом Бартлетта и представляя, как это делает Джон О'Дей. Рядом я
положил свой дневник и понесся по страницам, снимая сливки мудрости, которая
теперь наверняка ускорит мое взросление и сделает меня человеком важным, с
которым будут считаться. "Я регулярно покупаю "Коминформ", официальный
орган, который печатают в Бухаресте", - писал О'Дей, но насчет "Коминформа"
(так сокращенно называлось Коммунистическое информационное бюро) - я
понимал, что в местной библиотеке его не найду, а выходить на розыски мне
все же не позволило благоразумие.
Мои пьесы для радио представляли собой сплошной диалог, так что к ним
"Конкретные предложения" О'Дея впрямую не относились, зато очень помогали
разговоры, которые Айра когда-то вел с О'Деем и мне пересказывал или,
скорее, разыгрывал в лицах, так что получалось, будто они оба были у меня
перед глазами. Свои радиопьесы я старался расцветить и рабочим жаргоном, не
перестававшим порой проскальзывать в речи Айры, который его набрался задолго
до того, как приехал в Нью-Йорк и стал актером на радио, а их, так сказать,
идейный пафос во многом отражал содержание тех длинных писем, что Айра
получал от О'Дея и по моей просьбе частенько вслух зачитывал.
Моей темой была участь простого человека, обычного какого-нибудь Джо -
человека, которого радиодраматург Норман Корвин, называя "нормальным малым",
прославил в шестидесятиминутной пьесе "На победной ноте", ее передавали по
Си-Би-Эс в тот вечер, когда в Европе закончилась война (а потом, через
восемь дней - еще раз, по просьбам радиослушателей); от этой постановки во
мне так взыграл оптимизм, такой возник проповеднический зуд, что я решил
исправить мировое зло посредством литературы. Сейчас я не стал бы даже и
пытаться судить о том, было или не было искусством то, что мне тогда
нравилось, например та же "На победной ноте"; так или иначе, она дала мне
впервые ощутить волшебную силу слова и помогла укорениться первым моим
внятным мыслям о том, чего я хочу добиться, чего вообще должен добиваться
литератор, художник слова. Как чего? Воспеть и обессмертить усилия борцов!
(Еще она, вопреки тому, на чем настаивали мои учителя, научила меня, что
можно начинать предложение с союза "И".)
Форма пьесы Корвина была свободной, интрига отсутствовала вовсе - пьеса
была "экспериментальной", как я объяснил папе - мозольному оператору и
домохозяйке маме. Она была написана разговорным языком и ритмизованной
длинной строкой с едва намеченными аллитерациями вместо рифм, в чем много
было и от Клиффорда Одетса, и от Максвелла Андерсона; другие американские