"Филип Рот. Мой муж - коммунист!" - читать интересную книгу автора

больница "Бейт Исраэль" - там, как мне было известно, до рождения дочери
работала лаборанткой жена мистера Рингольда, а за углом было районное
отделение библиотеки, куда я, бывало, ездил на велосипеде за недельной
порцией книг. Больница, библиотека и школа, к тому же представленная
учителем лично, - как славно и уютно все необходимые мне институции сплелись
к моим услугам практически в границах одного микрорайона! Что ж, городской
быт и впрямь был замечательно налажен, и все шло как по маслу тем вечером
1948 года, когда я увидел, как мистер Рингольд по пояс перегнулся через
подоконник, снимая навес от солнца.
Лихай-авеню в этом месте спускается с крутого холма, и я затормозил,
глядя, как он продевает веревку в угловой люверс козырька, а потом он
крикнул вниз: "Отпускаю!" - и ткань навеса заскользила вдоль фасада вниз,
где стоял мужчина, который отвязал веревку и уложил навес на кирпичном
крыльце. То, как мистер Рингольд справился с задачей одновременно
атлетической и повседневной, произвело на меня впечатление. Чтобы с таким
изяществом выполнить эту работу, надо быть очень сильным.
Подъехав к дому, я увидел в саду великана в очках. Это был Айра. Тот
самый его брат, что приходил к нам в школу и в нашем конференц-зале
изображал Эйба Линкольна. Он вышел на сцену в старинном сюртуке и, стоя там
в одиночестве, произнес Геттисбергскую речь, а потом и Вторую
инаугурационную, закончив выступление, как потом объяснил нам брат
выступавшего, учитель Рингольд, благородным и прекрасным периодом прозы,
когда-либо написанным хоть президентом, хоть вообще кем бы то ни было из
американских писателей. (Длинное, как товарный состав, пыхтящее и
громыхающее на стыках предложение, обремененное целою гроздью прицепленных к
хвосту тяжких платформ, - а он потом заставил нас еще разбирать,
анализировать и обсуждать его в классе в течение целого урока: "Злобы не тая
ни на кого, на всех распространяя милосердие и твердо стоя в правде,
поколику Бог сподобил нас правду сию различать, сосредоточим же усилия на
завершении начатого, да и врачеванием народных ран пора заняться: пришло
время позаботиться о том солдате, которому предстоит еще принять на себя
тяжесть сражения, о его вдове и о сироте его, дабы, сделано было все, что
поможет нам завоевать и бережно сохранить справедливый и прочный мир - как
между собой так и в отношениях со всеми другими народами"?) Все оставшееся
до конца представления время Линкольн, снявши свою схожую с паровозной
трубой цилиндрическую шляпу, употребил на дебаты с сенатором-рабовладельцем
Стивеном А. Дугласом, на чьи особенно предательские и расистские реплики
некая группа учеников (то были мы - члены факультативной дискуссионной
группы, называвшейся клубом "Современник") отзывалась улюлюканьем и воем,
текст же за Дугласа читал учитель Марри Рингольд, который и организовал
выступление Железного Рина в нашей школе.
А тогда, при снятии маркизы, будто мало мне было шока от того, что
мистер Рингольд предстал на публике без рубашки и галстука (да и без майки
даже), Айрон Рин и вовсе одет был, как боксер на ринге. Трусы, кроссовки и
больше ничего - чуть не голый; зато это был не только самый могучий мужчина
из всех, кого мне приходилось видеть вблизи, но и самый знаменитый. Каждый
четверг по вечерам Железного Рина можно было слушать по радиоточке в
программе "Свободные и смелые" - популярной еженедельной радиопостановке,
воскрешающей героические эпизоды американской истории. В ней появлялись
такие персонажи, как Натан Хейл и Орвилл Райт, Дикий Билл Хикок и Джек