"Филип Рот. Мой муж - коммунист!" - читать интересную книгу автора

не пытался никого агитировать и вербовать, ни в классе, ни где-либо еще.
Никто во всей школьной системе никогда не слышал, чтобы я пытался кому-то
что-то внушать, кроме уважения к родному языку, - ни родителям, ни ученикам,
ни коллегам. Капитан, под чьей командой я служил в армии, тоже был моим
свидетелем. Приехал из Форт-Брэгга.** Это кое-что да значило.
______________
* В силу самого факта (лат.).
** Форт-Брэгг - база ВВС в Северной Каролине.

Да черт с ним, продавать пылесосы мне даже нравилось. Были, конечно,
люди, которые при моем приближении переходили на другую сторону улицы,
некоторым, может быть, при этом было стыдно, они меня боялись, как боятся
заразного больного, но это меня не беспокоило. У меня была мощная поддержка
в профсоюзе учителей и не менее мощная поддержка извне. Приходили и
пожертвования, и Дорис своей зарплатой помогала, да и пылесосы я худо-бедно
все-таки продавал. Знакомился с людьми из самых разных областей жизни,
получал представление о реальном мире за школьным забором. До этого я был
преподавателем-профессионалом, я читал книги, учил понимать Шекспира,
заставлял вас, детишек, разбирать предложения, заучивать стихи и любить
литературу и думал, что вне всего этого и жизни-то стоящей нет. Но вот пошел
продавать пылесосы и с замечательными людьми познакомился, многими я просто
восхищался, до сих пор за это судьбе благодарен. Думаю, мне это помогло
лучше познать жизнь.
- А если бы суд не восстановил вас? Вы до сих пор считали бы, что это
помогает познавать жизнь?
- Если бы я проиграл суд? Полагаю, сумел бы честно сводить концы с
концами. Не думаю, что существенно пострадал бы. Может, о чем-то я бы и
сожалел. Но не думаю, чтобы это сказалось на моем характере. В открытом
обществе, как бы плохо ни становилось, всегда есть куда спрятаться. Потерять
работу, оказаться на острие внимания газет, называющих тебя предателем, -
все это вещи весьма неприятные. Но эта ситуация не фатальна, не безвыходна,
как было бы при тоталитаризме. Меня не бросали в тюрьму и не пытали. Моего
ребенка не лишали никаких прав. Ну да, лишили заработка, кое-кто перестал со
мной здороваться, зато другие мной восхищались. Моя жена мной восхищалась.
Дочь восхищалась. Многие из бывших учеников восхищались мной. Открыто это
высказывали. И я мог бороться через суд. Не был лишен свободы передвижения,
мог давать интервью, собирать средства, нанимать адвокатов, выступать в
суде. Я все это делал. Конечно, можно было расстроиться, впасть в депрессию
и заработать инфаркт. Но можно и побочный заработок найти, и это я тоже
сделал.
Вот если бы профсоюз потерпел неудачу, это бы на мне точно сказалось.
Но так не случилось. Мы боролись и в конце концов победили. Уравняли
зарплату мужчин и женщин. Уравняли зарплату учителей начальной и средней
школы. Сделали так, чтобы вся внеклассная работа была, во-первых,
добровольной, а во-вторых, оплачиваемой. Боролись за повышение оплаты
больничного листа. Потребовали, чтобы человеку давали пять дней отпуска,
если таковой ему понадобится по причинам личного характера. Добились, чтобы
продвижение по службе производилось по результатам экспертной оценки, чтобы
исключить фаворитизм, и, кстати, это сразу дало справедливый шанс всем
меньшинствам. Мы привлекли в профсоюз чернокожих, и, как только их