"Филип Рот. Болезнь Портного " - читать интересную книгу автора

девятьсот шестьдесят шестой! Гипс сняли двадцать лет назад!
Желаете услышать неоспоримый аргумент моей мамы?
- Вот увидишь, когда-нибудь ты сам будешь родителем, и тогда поймешь,
что это такое. И, может быть, хоть тогда ты перестанешь насмехаться над
своей семьей.
Девиз, который выбит на еврейской монете - он выгравирован на теле
каждого еврейского ребенка! - это не "ВВЕРЯЕМ СЕБЯ ГОСПОДУ", а "ОДНАЖДЫ ТЫ
СТАНЕШЬ РОДИТЕЛЕМ И ТОГДА ПОЙМЕШЬ, ЧТО ЭТО ТАКОЕ".
- Это случится при нашей жизни, Алекс? - спрашивает мой ироничный
папа. - Это произойдет прежде, чем я окажусь в могиле? Нет - он лучше будет
ходить по вытертому ковру, - говорит мой ироничный папа-логик, - чтобы
упасть и раскроить себе череп! И позволь мне спросить у тебя, независимый
мой сын, узнает ли хоть одна живая душа, что ты лежишь на полу, истекая
кровью? Когда ты не отвечаешь на мои звонки, мне представляются Бог весть
какие ужасные картины - и кто же тогда позаботится о тебе? Кто принесет тебе
хотя бы миску супа, если, не дай Бог, с тобой что-нибудь приключится.
- Я в состоянии позаботиться о себе сам! Я отличаюсь от некоторых, -
парень, да ты все еще грубишь старику?! А, Алекс? - от некоторых людей,
которые только и делают, что трясутся от страха в ожидании вселенской
катастрофы.
- Ничего-ничего, - говорит отец, зловеще кивая. - Вот заболеешь
как-нибудь... - и вдруг вспышка ярости, невесть откуда взявшийся приступ
абсолютной ненависти ко мне: - Ты постареешь, и тогда ты не будешь такой
независимой важной шишкой, как сейчас!
- Алекс, Алекс, - начинает причитать мама, пока отец направляется к
окну, чтобы успокоиться, бормоча при этом что-то про "округу, в которой эта
важная шишка живет". Я работаю на Нью-Йорк, а он по-прежнему хочет заставить
меня жить в прекрасном Ньюарке!
- Мама, мне тридцать три года! Я заместитель председателя городской
комиссии Нью-Йорка! Я был лучшим среди всех выпускников юридического
колледжа! Помнишь? Я был лучшим всюду, где я только учился! В двадцать пять
лет я стал специальным советником одного из подкомитетов палаты
представителей Конгресса Соединенных Штатов, мама! Америки! Если бы я
захотел оказаться на Уолл-стрит, мама, я бы уже был на Уолл-стрит! Я один из
самых уважаемых людей среди коллег по профессии! В эту самую минуту, мама, я
расследую случаи незаконной дискриминации в торговле недвижимостью, имевшие
место в Нью-Йорке! Случаи расовой дискриминации! Я пытаюсь выведать
кое-какие секреты у профсоюза металлистов, мама! Вот чем я занимался
буквально сегодня! Послушай, ты ведь помнишь, что это я вскрыл дело о
махинациях в телевизионной викторине...
Впрочем, стоит ли продолжать? Стоит ли надрываться и, задыхаясь,
кричать о чем-то своим тонким мальчишечьим голоском Святый Боже, взрослый
еврей, у которого живы родители, останется пятнадцатилетним мальчиком вплоть
до их смерти!
Во всяком случае, Софи берет меня за руку и, прикрыв глаза, пережидает,
пока я, брызгая слюной, закончу перечислять содеянные мною добрые дела. И
говорит:
- Но для нас, для нас ты всегда останешься ребенком, дорогой.
Далее следует шепот, знаменитый шепот Софи, который не напрягаясь могут
расслышать все присутствующие - мама всегда очень внимательна к другим: -