"Филип Рот. Болезнь Портного " - читать интересную книгу автора

что трагедия прячется в крылышках. Но, подогретая двумя порциями виски, она
опрометчиво пренебрегла предчувствием нечестной игры, и - ах, горячая
голова! ах, распутница! ах, авантюристка! - целиком отдалась безрассудному
разврату, духом которого вдруг пропитался весь зал, где собрались страховые
агенты с супругами. Не успели еще подать шербет, как Дойл - описывая его,
мама говорит, что это "вылитый Эррол Флинн - и не только внешне" - открыл
маме истинное название съеденного ею блюда.
Всю оставшуюся ночь мама то и дело бегала блевать в сортир.
- Меня всю выворачивало! Аж кишки вылезали! Тоже мне, шутник... Алекс,
никогда никого не разыгрывай - последствия могут оказаться трагическими. Мне
было так плохо, Алекс, - любила припоминать мама подробности той ночи через
пять, десять, пятнадцать лет после катаклизма, - мне было так плохо, что
твоему отцу, этому мистеру Смельчаку, пришлось будить гостиничного врача.
Видишь, как я держу пальцы? Меня так рвало, что пальцы у меня буквально
одеревенели - вот так примерно. Словно меня парализовало. Можешь спросить у
отца. Джек, расскажи, расскажи ему, что ты подумал, когда увидел мои пальцы.
Когда увидел, что с ними стало после омара.
- Какого омара?
- Которого твой друг Дойл насильно запихнул мне в глотку.
- Дойл? Какой еще Дойл?
- Дойл, Тот Красавчик Гой, Которого Им Пришлось Перевести В Самую
Глухомань, Такой Он Был Бабник! Дойл! Который Был Похож На Эррола Флинна!
Расскажи Алексу, что случилось с моими пальцами. О чем ты подумал, увидев
мои пальцы...
- Послушай, я понятия не имею, о чем ты говоришь.
В этом-то все и дело: никто, кроме самой мамы, даже не подозревает о
том, что жизнь ее - сплошная драма. Кроме того, вполне возможно, что эта
история ближе к вымыслу, чем к реальности (особенно та ее часть, в которой
упоминается коварный и опасный Дойл). И еще, конечно, надо принять во
внимание то обстоятельство, что у папы и без того достаточно причин для
ежедневного беспокойства, и порой ему просто необходимо отключаться от
ведущихся рядом разговоров - дабы не перебрать через край, не хлебнуть
лишнюю дозу тревоги. Может статься и так, что он вообще не слышал ни одного
маминого слова.
Но мамин монолог продолжается. Подобно тому, как другие дети каждый год
слушают историю про Скруджа, подобно тому, как другим детям постоянно читают
на ночь любимую сказку - так и меня пичкают главами из истории маминой
жизни, исполненной риска и беспокойного ожидания. Эти мамины истории, по
сути, и составляют мое детское чтение - помимо учебников, в нашем доме нет
других книг, кроме подаренных моим родителям томиков. Они получали эти
подарки от людей, навещавших папу и маму во время их болезней. На одну треть
наша библиотека состоит из "Семени Дракона" (мамина гистеректомия) (мораль:
ничто не лишено иронии, везде таится смех), другие две трети составляют
"Аргентинский дневник" Уильяма Л. Ширера и (мораль


[Image002]


та же) "Мемуары Казановы" (папин аппендицит). Все остальные книги