"Филип Рот. Болезнь Портного " - читать интересную книгу автора

правда! Господи, неужели весь этот вой поднялся из-за того, что я съел
пудинг этой несчастной кошелки?! Да, я съел его - но ведь не нарочно! Я
думал, что это лишний кусок! Я клянусь, клянусь! Я не хотел этого делать!..
Но кто это орет? Я? Или это отец оправдывается перед судом присяжных?
Конечно, это он! Он сделал это. Ну хорошо, ну хорошо, Софи, - я сделал это,
но я не хотел этого делать! Черт, сейчас он скажет, что его надо простить,
потому что ему это не понравилось. Что значит- "я не хотел этого",
придурок?! Ты трахал ее? Так защищайся же, как подобает мужчине! Скажи,
скажи ей: "Да, Софи. Я трахал шиксу, и мне плевать, что ты думаешь по этому
поводу. Потому что в этом доме я хозяин. И принимаю решения только я!
Понятно?!" А потом врежь ей как следует! Разукрась ее, Джеки! Разве не так
поступил бы на твоем месте гой, а? Не думаешь ли ты, что один из этих важных
охотников на оленей без сил опускается на стул и начинает хныкать и просить
у жены прощения, едва его выведут на чистую воду? Просить прощения? За что?
Что, в конце концов, произошло? Ты засунул свой член в определенное место,
поводил им туда-сюда, и из головки его кое-что брызнуло. Ну и что, Джек? Что
тут такого? Сколько это заняло времени-то, что ты вот так страдаешь,
выслушивая изрыгаемые ею проклятия? Откуда в тебе это ощущение вины, это
отвращение к собственной персоне?
Папочка, откуда в нас с тобой взялось это почтительно-покаянное
отношение к женщинам? Его не должно быть! Ведь это мы должны править бал,
папуля!
- Папа совершил ужасную-ужасную вещь! - плачет мама.
Или это мне пригрезилось? Разве мама говорит не вот эти слова:
- Папочка, наш маленький Алекс сделал что-то ужасное... - тут она
поднимает на руки Ханну (Ханну! Нашла кого поднимать на руки!), которую я
вплоть до этого момента не воспринимал серьезно в качестве объекта чьей-либо
любви, - поднимает на руки и начинает осыпать поцелуями ее печальное
некрасивое личико, приговаривая, что мамина маленькая дочурка - единственный
человек во всем мире, на которого мама может положиться...
Но если мне восемь лет, то Ханне - двенадцать. А это значит, что никто
не возьмет ее на руки, уверяю вас. Потому что Ханна страдает избыточным
весом - "и как страдает!", говоря мамиными словами. Ей вообще-то даже и не
следует есть шоколадный пудинг. Да! Именно поэтому я и съел ее порцию! Черт
побери, Ханна, так сказал доктор, а не я. Я же не виноват, что ты толстая и
вялая, а я - стройный и замечательный. Что же тут поделаешь, если я такой
красивый, что они останавливают маму и заглядывают в коляску, чтобы как
следует разглядеть мой восхитительный пуним, - ты сама слышала этот мамин
рассказ, я тут ни при чем. Просто природа распорядилась таким образом, что я
родился красивым, а ты - если не уродом, то, во всяком случае, не таким
замечательным ребенком, которого все так и норовят попристальнее
рассмотреть. И разве я в этом виноват? В том, что ты родилась именно такой
на целых четыре года раньше меня? Наверняка на то воля Господня, Ханна!
Наверняка, так предопределено большой книгой!
Однако дело-то в том, что она меня вовсе ни в чем не винит: она просто
продолжает относиться по-доброму к своему маленькому братишке. Ни разу не
ударила меня, ни разу не обозвала. Я проглотил ее пудинг, а она глотает мое
дерьмо. И никогда не протестует. Просто целует меня перед сном, и ведет меня
за руку по дороге в школу, и сливается со стеной, когда я изображаю в лицах
перед моими сияющими родителями героев "Аллеи Аллена", или когда о моих