"Игорь Росоховатский. Иду к вам" - читать интересную книгу автора

Цепляюсь за последнюю мысль, как утопающий за соломинку, и невольно
произношу ее вслух.
- Середина двадцать первого века, - отвечает тот, кто назвал себя
Лобачевским. - Успокойтесь. Выслушайте - и все поймете.
Теперь понимаю еще меньше. Правда, и стеклянное здание, и металлические
птицы легко объяснить. Об этом я читал в фантастических романах. Но откуда
же взялся в двадцать первом веке я? Как оказался здесь он или Ибн-Сина?
Припоминается всякая чертовщина: переселение душ. Я не я. Кто же я? Кто
он?
На его щеках рдеет морозный румянец. Он несомненно живой человек - из
плоти и крови.
Николай Иванович снова берет меня под руку.
Мы возвращаемся к прозрачному зданию. Мерзлые ветки трещат у нас под
ногами. Слегка ноет колено, ушибленное, когда падал в снег. Ели на
растопыренных лапах удерживают сверкающие пригоршни сахара. Между
деревьями нетронутый снег испещрен иероглифами птичьих и заячьих следов.
Лес точно такой же, как в дни моей юности, как в дни его юности, как сотни
лет тому назад. "Сотни лет тому назад", - к этой мысли нужно привыкнуть.
Я вспоминаю свою жизнь. Я слишком много терял на своем пути. Сначала
тихую старушку, рассказывающую сказки, потом - мать, потом - друга, с
которым делил последний огарок свечи, потом - любимую... Такой непосильной
ценой я платил за все, что приобретал, - опыт, интеллект, знания. Но я
знал, что и это потеряю в конце пути, растворясь в природе. Я часто
задавал себе вопрос - стоит ли жить? - и продолжал путь, потому что нет в
мире ничего выше человеческого мужества. И однажды...
Когда это было? Ночь... Бревенчатая изба... С кем-то поговорил, но с
кем и о чем, не могу вспомнить... Свечи давно кончились. При тусклом
мерцании сальника составляю и записываю формулы клеточного обмена.
Отрываюсь от бумаги, вспоминаю кусочки своей жизни - разлуки, разлуки...
Их ровно столько же, сколько встреч. Но запоминаются они больше. Ведь
встречаясь с человеком, еще не знаешь, кем он станет для тебя. И лишь при
разлуке узнаешь это. Слишком поздно...
Опять склоняюсь над бумагами, и приходит мысль: у природы два пути -
разложение живого на неживое и создание живого из неживого. Человек в
лаборатории пока умеет повторять один ее путь. Но в конце концов человек
может всегда научиться всему, что умеет природа. Она не запрещает учиться
у нее и превосходить ее. Человек повторит и другой путь природы, создав
сначала белок, потом - клетку.
Тогда-то я написал об этом и забыл надолго... Вспомнил лишь сейчас,
непонятным образом вернувшись в жизнь. Да, непонятным, потому что можно
создать клетку, но нельзя воссоздать личность, как нельзя остановить или
хотя бы замедлить время. И все же я пришел в мир. Это непостижимо!
Мы подошли к зданию. Двери подымаются, уходят в стену, открывая
вестибюль. Сворачиваем в коридор, попадаем в многоугольный зал.
- Я уже видел этот зал, - говорю Лобачевскому и рассказываю о том, как
решал задачу, стоя за окном.
На стенах зала вспыхивают сотни разноцветных огоньков. Кажется, что это
загораются под лучами солнца таинственные письмена.
К нам направляется тот самый молодой блондин, который беседовал с
Ибн-Синой.