"Василий Петрович Росляков. Последняя война (Роман) " - читать интересную книгу автора

- Спасибо, мамаша, - сказал Славка тоже шепотом и повернулся идти.
Баба спросила вдогонку:
- Дальний будешь-то?
- Дальний, мамаша, спасибо.
Шел по мягкому снегу, прямиком, не выбирая тропинок. Подстегивали
голод и страх. Наверху, между деревьями, была черная, беззвездная ночь,
снизу все подсвечивалось тусклым мерцанием снега. И оттого, что было уже
совсем темно, речка, казалось, текла густым и дремучим лесом. А может
быть, он и на самом деле был тут густ и дремуч. Речка возникла неожиданно,
хотя Славка надеялся уже давно подойти к ней. Вдруг оборвалось впереди
мерцание, остановились деревья. Славка подошел ближе - черная пустота.
Прислушался. Где-то ластилась, поплескивала почти неслышно вода, обтекая,
может быть, корягу или сучок упавшего дерева или блуждая между промытыми
корнями в глубокой подмоине. Славка догадался и даже, как ему показалось,
увидел: черной пустотой была вода. Прошел в одну сторону, в другую. Лезть
в провальную черноту, вброд, было немыслимо, и он заметался по берегу,
пока не разглядел в одном месте ту самую поваленную сосну. Она лежала над
черной пропастью и была заметна только потому, что на ней во всю длину
держался снег. Славка ощупью взобрался на комель, расчистил его от снега и
потихоньку стал продвигаться вперед. Почти на середине потерял равновесие.
Когда понял, что уже не удержаться, спрыгнул в черную пропасть, чтобы не
свалиться туда боком, плашмя или еще как-нибудь. Успел подумать при этом:
хотя бы не с головой. Ему никогда не приходилось плавать в сапогах и в
шинели, и он не знал точно, можно ли вообще удержаться на плаву в сапогах
и в шинели. Поэтому падал с ужасом и надеждой. Всплеснулась черная вода,
сердце зашлось, дыхание переломилось, но, погрузившись в воду по плечи,
почувствовал ногами дно. Обрадовался. Вода залилась в сапоги не сразу, а
когда Славка прикоснулся ногами ко дну. Было странно непроглядной ночью
стоять по плечи в реке и следить, и слушать, как ледяная вода медленно
заполняла сапоги, просачивалась, пробивалась сквозь шинель, сквозь всякие
стежки-застежки, ширинки и прорехи. Да, мокро, промозгло, невыносимо и
жутко - ведь ночь, черт знает что кругом, а все же что-то новое испытывал
сейчас Славка, стоя посередине ночной речки, в дремучем лесу. Какие-то
новые силы, спавшие там, среди теней, в серой колонне пленных - где-то она
сейчас, как они там, бедолаги? - что-то новое, сопротивляющееся
поднималось в Славкиной душе назло всем этим ночным страхам, этим ночным
речкам, холоду и голоду. Придерживаясь за поваленное дерево, Славка
двинулся к другому берегу. Глубже, еще глубже, уже надо подбородок
поднимать, ледяной ниткой стянуло шею, потом дно стало приближаться и
наконец захлюпало под Славкой, вода с шумом стекала с него в речку.
Выбрался на берег и сразу начал дрожать, не попадая зуб на зуб. Тяжело и
противно идти в мокром по снегу, ночью, нести на себе все мокрое. Но
раздумывать некогда. Он уже прошел поляну, оглянулся и слева увидел
огонек, светящееся окно. Кинулся туда, постучал в завешенное окошко, и
свет погас, на Славкин стук никто не отозвался. Дрожа противной дрожью, не
видя другого спасения, он стал стучаться еще и еще. Стучал и говорил
что-то в черное окно, рассказывал, как шел к этому домику, по совету
деревенской тетушки, как упал в речку, как он погибает теперь и погибнет
совсем, если ему не откроют. Говорил, что он свой и что бояться его
нечего. Говорил, говорил, хотя знал, что никто не может расслышать его и