"Михаил Ромм. Время - кино - зритель" - читать интересную книгу автора

несдержанного, часто путающегося, не всегда дисциплинированного, но
безгранично преданного солдата революции, был поднят Фурмановым и
Васильевыми на огромную принципиальную высоту - он учил молодежь жизни,
показывал ей пример служения народу.
Но вот недавно мне пришлось прочесть два сценария, поразивших меня тем,
что в них как бы проводится ревизия такого отношения к неуравновешенному
герою. В одном из этих сценариев (он не поставлен, и поэтому я не хочу
называть его) речь идет о двух девушках, фабричных работницах. Одна из них -
яркая, талантливая, но неуравновешенная, не всегда дисциплинированная и
чрезмерно самолюбивая девушка; другая - скромная, аккуратная,
исполнительная, добросовестная и во всех отношениях безупречная. Автор
жестоко расправляется со своей первой капризной героиней, не стоящей в этом
аккуратном, причесанном ряду. Он отбирает у нее жениха, отбирает
стахановские рекорды и строго наказывает ее за строптивость. Напротив, ее
аккуратная соперница достигает в жизни всего: получает жениха своей
чрезмерно темпераментной подруги и выходит на первое место по
производственным показателям.
Совершенно аналогичный сценарий, но на студенческом материале, создан
другим автором. Любопытно, что оба автора - молодые кинодраматурги, и,
следовательно, проповедь аккуратности и послушания исходит не от старческой
дряхлости, а, так сказать, ведется со всем темпераментом юности.
Недавно появился на экранах "Аттестат зрелости". Некоторыми чертами он
разительно напоминает приведенные выше два сценария.
Мне кажется, что эти три произведения дают более яркую характеристику
тех ошибок, которые мы делали в последние годы, чем любой биографический
фильм.
Но вот четвертый пример.
Молодая сценаристка сдала на одну из киностудий сценарий, в котором
речь идет о судьбе женщины-колхозницы в одной из республик Средней Азии. У
этой женщины, передовой колхозницы, отсталый муж. Приревновав героиню к
агроному, он зверски избивает ее плеткой, запирает дома, запрещает работать
в колхозе, а когда та, несмотря на это, все же продолжает работать, уходит
от нее, бросая ее и ребенка.
Начало несколько напоминает картину "Член правительства". Но интересно
дальнейшее разрешение темы. Героиня молодой сценаристки не любит мужа, он
для нее абсолютно чужой человек. В то же время разделить свою судьбу с
агрономом, которого любит, она не решается, опасаясь, что консервативно
настроенные соседи осудят ее. Когда через год в колхоз случайно приезжает
муж, героиня возвращается к нему, покорно кладет ему голову на грудь, хотя
он даже не делает шага к примирению.
Любопытная деталь: прежде чем положить голову бывшему мужу на грудь,
героиня видит его руки, "такие знакомые, мускулистые, загорелые" (цитирую на
память). Напомним, что именно эти руки избивали ее плеткой. Тем не менее
мускулистые руки приводят героиню в такое умиление, что она смиряется перед
бывшим мужем.
Проповедь смирения вместо проповеди страстного бунта женщины, требующей
равноправия, - это ли советская идеология?
Я усматриваю некое внутреннее сходство во всех приведенных мной
произведениях. Сходство это заключается в потере художниками революционной
перспективы. Отсюда идут и лживые сюжетные положения и неверная оценка