"Жюль Ромэн. Преступление Кинэта ("Люди доброй воли" #2) " - читать интересную книгу автора

никакого ответа. Потом приглушенные звуки шагов, задетого стула, двери,
захлопнувшейся где-то в глубине квартиры. Наконец, наружная дверь
приоткрылась и появилась дама, закутанная в пенюар. Она прошептала:
- Ах, это вы! Как мне досадно! Я не могу сегодня. Право, не могу.
Приходите в субботу. Да, в это же время... Но для большей верности загляните
сюда днем. Спросите у привратницы... Скажите ей "я пришел за заказом для
дамы с пятого этажа". Она вам передаст от меня записку. До скорого свидания.
Бегите.
С этими словами она быстро приложила свои ярко красные губы к губам
молодого человека и закрыла за собой дверь.
В субботу он зашел к привратнице на улице Ронсар сразу после завтрака.
- Ах, да! Заказ для дамы с пятого этажа? Пожалуйста. Передайте это
вашему хозяину.
Письмо на голубой переливчатой бумаге в сокращенном виде гласило: "Я в
отчаяньи. Сегодня опять невозможно. Удобнее всего было бы, если бы я знала,
куда вам писать. Укажите мне какой-нибудь адрес. Во избежание дальнейших
переговоров с привратницей напишите его на клочке бумаги и завтра, в
воскресенье, как можно раньше подсуньте записку под коврик у двери. Ответ вы
получите в понедельник утром, в случае надобности пневматической почтой. Я
постараюсь быть свободной в понедельник вечером. Но по крайней мере мне не
придется напрасно беспокоить вас".
Свой субботний досуг Вазэм посвятил повторному чтению этого письма, и
разочаровывающего и лестного, изучению его внешнего вида и стиля. Это было
первое любовное письмо, которое он получил. Но оно отличалось сухостью
коммерческой переписки. Без обращения. Перед подписью "Вся ваша", и вместо
подписи даже не целое имя, а скорее уменьшительное "Рита". Бумага и имя
показались Вазэму изысканными и даже великолепными. Стиль непринужденным и
гладким. Бывший ученик школы Кольбера не нашел ни одной орфографической
ошибки. Едва две-три небрежности в знаках препинания. Но почерк удивил его.
Скверный почерк, неровный, грубый: одни слова написаны как попало, а другие
выведены неизвестно для чего. Прачка с улицы Рошшуар лучше бы начертала
буквы. Может быть, так пишут светские женщины? Или "кокотки"? Вазэму
вспомнились врачи; говорят, несмотря на все свое образование, они пишут на
рецептах неразборчивые каракули. Он то и дело задавался вопросом, какой ему
дать адрес. До востребования, разумеется. Не говоря уже об удобствах, до
востребования как-то сродни любви. Оно подчеркивает ее таинственность. Оно
увеличивает ее прелесть. Перебрав в памяти все почтовые отделения своего
квартала, он вспомнил про отделение на бульваре Палэ, в двух шагах от новой
квартиры Аверкампа. И в воскресенье утром подсунул под коврик у дверей дамы
сложенную вдвое записку такого содержания: "211-Г, до востребования. Бульвар
Палэ".
В то время в письмах до востребования разрешалось заменять имя адресата
инициалами или шифром. Обозначение "211-Г" пленило Вазэма тем, что оно могло
бы служить номером автомобиля, автомобиля, принадлежащего ему.
- Нет ли у вас письма для 211-Г?
Поиски продолжались довольно долго. Вазэм боялся, что почтовый чиновник
не принимает его всерьез. "Он воображает, что я жду письма от девчонки. Он
смотрит, рассеянно".
- Пожалуйста.
Открытка, посланная пневматической почтой. Старательно выписанный