"Жюль Ромэн. Детская любовь ("Люди доброй воли" #3) " - читать интересную книгу автора

какая-то тревога мягко, без драматического напора, коснулась чего-то
существенного в нем. Он почувствовал потребность еще раз сопоставить обе
версии анекдота; версию Руссо, утверждающего, что на Венсенской дороге,
когда он шел к узнику Дидро, ему открылось в душе предназначение всей его
жизни, и версию Дидро, рассказывающего, как он в этот день посоветовал
Руссо, которого искушала конкурсная тема дижонской Академии, восстать против
традиционных взглядов, чтобы отличиться; и как "уловка" для конкурсного
сочинения, подсказанная услужливым товарищем, определила собой впоследствии
учение, творчество, славу Жан-Жака, его самое сильное влияние на
человечество.
Задумался Жерфаньон не над тем, какая версия правильна. Что
действительно произошло в этот день - так и останется неизвестным. Не в
отношении формы и произнесенных слов, а по сути дела. Быть может, правильны
обе версии. Вполне допустимо, что бутада Дидро кристаллизовала дремавшие до
этой минуты мысли Жан-Жака.
Но в этот знаменитый пример глаза Жерфаньона уставились как в зеркало,
тревожно видя в нем ту же проблему, которая только что мучила его; о свободе
выбора идеала.
"Такое злоупотребление этой свободой, значит, правдоподобно, если в нем
упрекали Руссо? Правдоподобна такая циничная легкость, чудовищное равнодушие
ума в начале величайшей духовной битвы? Как печальна самая возможность
поставить себе такой вопрос!... Род людской, род комедиантов! Человек играет
до смерти случайно ему доставшуюся роль из тщеславия, чтобы не говорили,
будто удалось его отговорить от нее".
А между тем Жерфаньон относился так серьезно к своим убеждениям!
Тут внезапно померк свет. В лампочках остался какой-то красноватый
росчерк, точно подпись кровью. Ждали, что электричество совсем погаснет. Но
оно не гасло.
Три студента выпустили книги из рук и переглянулись, готовые
рассмеяться. Посветлело немного. Затем опять потемнело. Три раза подряд.
Инцидент переставал казаться случайным, ускользал из мира тупой материи,
принимая характер символа.
- Странно, - сказал Жалэз.
Больше никто не решился что-либо произнести, боясь сказать глупость.
Открылась дверь. Появился Коле с таинственной, хитрой, притворно
изумленной миной.
- Скажите, у вас электричество не шалит?
- Шалит, шалит.
- Какая досада! Я не могу работать. Тем более, что у меня плохое
зрение. Мое сочинение об употреблении частицы et у Веллея Патеркула
находится в опасности. Это одна из тех вещей, для которых необходимо
увлечение. Я был увлечен.
- А нам это ничуть не мешает. Даже помогает сосредоточиться.
- Вот как?... За то, что вы такие славные ребята, я вам все расскажу.
Моя цель - вызвать сильное брожение среди скуфей. Своего рода революционное
движение. Я хочу, чтобы они толпою двинулись на эконома и обругали его.
Этакий день 10 августа! Они уже сильно возбуждены. Эти невинные души
уверены, что Горшок из гнусной бережливости снабжает нас электричеством
низшего сорта, которое станция отпускает ему со скидкой. Я иду к ним, чтобы
их раззадорить. Если бы они случайно к вам заглянули, подбавьте яду... А вам