"Жюль Ромэн. Детская любовь ("Люди доброй воли" #3) " - читать интересную книгу автора

буржуазности, едва лишь перестаешь безраздельно быть с народом..."
Однако, он решился поставить себе такой вопрос: "Если бы я был глубоко
убежден, что социальная эволюция отвращается от моих идей, что будущее
против них, продолжал ли бы я держаться их? Согласился ли бы я отстаивать
заранее проигранное дело?"
Он принужден был себе признаться: нет! Но как ни был он склонен строго
относиться к самому себе (католик по происхождению и по материнскому
воспитанию, в горах он проникся духом протестантской строгости), он за собой
не чувствовал права объяснять низменными мотивами свое принципиальное
нерасположение к заранее проигранным делам. "Я совсем не преклоняюсь перед
успехом. Напротив. С волками выть? Лететь на помощь победителям? Это на меня
ничуть не похоже. Скорее во мне есть дух противоречия. Я происхожу от
предков нонконформистов. Принадлежать к воинствующему меньшинству, пусть бы
даже угнетаемому, более заманчивого положения я себе не представляю. Я даже
согласен быть одиноким в своих убеждениях, драться в одиночку, но за дело,
которое когда-нибудь победит. Пусть грядущее, если так нужно, будет
единственным моим товарищем. Но пусть оно будет на моей стороне. Я не
настолько дилетант, чтобы бесполезно тратить время. Преданность проигранному
делу? Знаю рыцарское изящество. Но в сущности какой скептицизм! Я
предпочитаю казаться наивным. Ибо, разумеется, наивно думать, будто грядущее
на стороне правого дела. Но наивность эта - пружина, до сего времени
приводившая в движение мир. Да, это убеждение того же порядка, что вера в
прогресс. Несколько, по-видимому, элементарное. Тем хуже для лукавых и
утомленных: я верю в прогресс".
Он думал это с некоторым красноречием и вызовом, как бы обращаясь к
противнику, к толпе. Но за этой полемической интонацией скрывалась та более
глубокая мысль, что личность не может неопределенно долго быть правой в
споре с обществом. Все, на что она может надеяться, - это быть правой раньше
общества.
В то время, как Жерфаньон размышлял на кровле Училища, Вазэм, обследуя
для Аверкампа улички отдаленного квартала, но за свой счет соприкасаясь с
различными частностями жизни, лишний раз, быть может, старался решить
какой-нибудь вопрос с точки зрения "общества". Таким образом, оба юноши,
принадлежавшие к одному поколению, каждый на свой лад, были покорны
коллективной мудрости. Но это были различные формы покорности, приводившие к
совершенно различным практическим выводам. Вазэм добивался у "общества"
советов или даже подсказывания насчет индивидуального искусства жизни, тогда
как для Жерфаньона проблема заключалась в ответе на вопрос, как может
человек посредством идеала помочь обществу разрешиться от бремени грядущего,
заложенного в нем.

II

МОЛОДОСТЬ - РАБОТА - ПОЭЗИЯ

На обратном пути Жерфаньон в одном из коридоров увидел Сидра, тоже
спустившегося только что с кровли, и не успел уклониться от встречи с ним.
Сидр был коренастый малый, чуть-чуть горбившийся, небольшого роста. Голова,
ушедшая в плечи, была германской формы, хотя и сам он, и предки его, как он
полагал, были уроженцами Бурбонне. Особенно замечательно было лицо: низкий