"Владислав Романов. Замок с превращениями (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу авторазатянул Шалимов, вспомнив и речушку Ласьву, и свое босоногое детство, и
деревушку Сопени на взгорке... Шалимов расчувствовался и сам не заметил, как уже запел во весь голос, не в лад, невпопад, Шляпников махнул хору, чтобы все замолчали, и минуты две хор слушал одного Валентина Петровича Шалимова, с хрипотцой выпевавшего дорогие сердцу слова. Спохватившись, Шалимов наступил на горло собственной песне и сердито махнул Шляпникову рукой, чтобы продолжали дальше. Хор покатил дальше, и Грымзина снова пробила ручеек в сопревшем от конфуза сознании Шалимова. Он облегченно вздохнул. "Вот тихушники!.. - не без злости проговорил в душе Шалимов. - Обязательно надо своего же ответственного работника подлягнуть! Я тихо себе подпеваю, можно сказать проникаюсь их проблемами, ан нет, надобно тебя выставить в неподобающем виде. Как дурака какого! Вот, мол, пришел и поет себе! Да хоть и пою?! А ты сделай вид, что не замечаешь! Уважь, как говорится!.." - Шалимов еще хотел что-то сказать, но забыл, увидев, что и вправду Крюкова нет. "И ведь не докажешь, что нет, - вздохнул он. - Как уж вывернется!.. В особое положение себя поставил, от критики отгородился! Тренер по плаванию! В сауне, небось, сидит с девицами полуголыми! Доложу, конечно, Правлению, толку-то что только?! Им, Великим Магам, любые выходки сходят с рук! Управы на них нет!.." Шалимов еще долго так шипел, пока не почувствовал, что ручеек куда-то сгинул, и в голове снова осел треск и гул. "Ну, вот, доигрался, доворчался!" - подумал Шалимов и решил больше никогда не думать о Магах плохо. "Слово даю! В последний раз! Прошу поверить!.." - умоляюще проговорил он, замер и вдруг снова услышал журчание ручейка. "Пронесло!" - как порыв освежающего ветра мелькнуло в сознании. Шалимов даже повеселел и не забыть про стиральный порошок!.." "Родные кра-а-а-я-я-я!.." - пропел он негромко. Бодрость духа снова возвращалась к нему. Вечерняя спевка подходила к концу. Шалимов был удовлетворен состоянием дел в хоре, заверил пенсионеров, что будет готовить документы на представление хору звания "народного". - Вы достойны этого! - ободряюще сказал он. - Думаю, Правление нас поддержит!.. Репертуар хороший, чувствуется художественная рука товарища Шляпникова!.. Вы будете первый народный хор среди всех ЖЭУ города. Это обязывает!.. Пенсионеры разошлись по домам воодушевленные. А Шалимов остался, чтобы высказать еще частные замечания баянисту Шляпникову, тем более что их поджидал слесарь Баратынский, истосковавшийся по простому человеческому общению. Вообще-то он тоже ходил в хор, но именно от этой спевки Шляпников его освободил, так как Баратынский слуха не имел, а глотку драть любил. Зато у него и Шляпникова всегда оказывались совместные интересы другого рода, не совпадавшие с интересами тех, кто слух имел. Шел май, пекло нещадно, хотя в точности никто не мог сказать: май шел или июнь. Это был тот редкий случай, когда время, в общем-то даже и не шло, а, честно говоря, стояло на месте, а если и шло, то совсем в другую сторону. В какую, никто тоже не знал, да и узнать было негде. Работы хватало под завязку, планы составлялись огромные, графики делались один напряженней другого, потому что все теперь двигалось вперед семимильными темпами. Так что, никто и не интересовался, идет время или нет. Шалимов же чувствовал напряжение на себе. И Шляпников с Баратынским |
|
|