"Владислав Романов. Дождь" - читать интересную книгу автора

глаза:
- Дождемся ночи здесь. Ах, наконец, достигли мы ворот Мадрита! Скоро я
полечу по улицам знакомым, усы плащом закрыв, а брови шляпой. Как думаешь?
Узнать меня нельзя?..
- Кто ж тебя не знает? - не поняв ничего, хмыкнул Неверующий.
Баратынский огорченно покачал головой.
- Вид ваш, Петр Иванович, не соответствует вашему авторитету на
производстве, - высокомерно заметил он, взглянув сверху вниз на низенького
Неверующего. - Чао!
И Баратынский, напевая что-то челентановское, гордо удалился, а Петр
Иванович неожиданно для себя обнаружил, что он... в трусах! Насмерть
перепугавшись, а больше устыдившись такого своего положения (боже, главный
бухгалтер!), он как ошпаренный заскочил в квартиру и долго не мог перевести
дух в передней. "Это ведь что могут подумать! - ужаснулся он. - Что я..." От
последней мысли его бросило в жар. Да еще Дуська! Неверующий знал, что она
по ночам плещется в ванне. Набирает днем до отвала воды (ночью водопровод
отключают) и часа в три ночи плещется в свое удовольствие. Неверующий сам
слышал, но, будучи человеком тихим и не ябедой, Льву Игнатьевичу о сем не
сообщал. Однако если Дуська посмеет разносить теперь сплетни про него, то
Петр Иванович не преминет рассказать и о ее привычках.
Повздыхав, Петр Иванович вернулся к себе в комнату и, не успев затворить
дверь, застыл как вкопанный. Горло пересохло, и звук - а он хотел уж
завопить благим матом - пропал. За его столом, внимательно изучая методичку,
сидел высокий незнакомец с шапкой темных кудрей, рассыпанных по плечам. На
нем была белая блуза с широким отложным воротником и черные бархатные штаны,
подвязанные на коленках бантами, а далее белые носки и старинные с острыми
загибающимися носами башмаки. Весь этот театральный костюм живо напомнил
Неверующему Баратынского. Незнакомец уже стоял перед ним, и его узкое белое
лицо с огромными горящими глазами и большим ртом говорило о смущении и
робости.
Но не это сковало страхом Петра Ивановича. Не само появление среди ночи,
не странный костюм, не горящие глаза. Незнакомец светился. Да-да, светился,
точно вместо тела был причудливой формы длинный фонарь, на который надели
рубашку и штаны. И что самое удивительное - часть туловища, от лица и до
пояса, где начинались штаны, просвечивала... Сквозь грудь и живот
просматривалась часть стены и угол подоконника, словно незнакомец был
наполовину из стекла.
- Я прошу извинить меня за столь поздний визит, - зашептал гость, и голос
его тотчас обезоружил и покорил Петра Ивановича своей неизъяснимой
прелестью, будто листва зашептала или ветерок в душный час обласкал лицо. -
Приличнее всего следовало бы явиться завтра, моя душа уже начнет
затягиваться кожей, а сейчас она горит, точно светлый фонарь, вы угадали,
мессер, но вам ли не знать это нетерпение молодости, когда "как в чей-то
глаз, прервав игривый лет, на блеск взлетает бабочка шальная и падает уже
полуживая, а человек сердито веки трет - так взор прекрасный в плен меня
берет. И в нем такая нежность роковая, что, разум и рассудок забывая, их
слушаться любовь перестает..." - незнакомец заулыбался. - Да, что делать,
коли сам сражен, как тот двадцатидвухлетний монах, поэтому не судите строго,
все мы теряем рассудок, даже вы, выскочив в таком виде на улицу, забыли о
приличиях, что делать, они нас всегда сковывали... Впрочем, я, наверное, и