"Ромен Роллан. Николка Персик" - читать интересную книгу автора

- Смейтесь, смейтесь, - крикнул он. - Вы на моем месте, умники, не
смеялись бы столько. Заслуга невелика: будь я в вашей коже, я бы смеялся
тоже. Но хотел бы я видеть, как приняли бы вы подобное известие, как стали
бы накрывать стол, готовить комнату для принятия этих гостей. Их жуки! Какая
гадость. А мыши... Не хочу, не хочу! Это черт знает что такое...
- Но позволь, - сказал я, - разве ты не священник? Отклони заклинанья
их. Разве ты не во сто раз умнее прихожан своих? Разве ты не сильнее их?
- Эх, эх. Как знать! Великий Пик очень хитер. Ах, друзья мои! Ах,
друзья! Какая новость! Какие разбойники! А я-то был так спокоен, так
доверчив. Ах, ничего нет верного на свете... Один Бог велик. Что могу я
сделать? Я пойман. Они держат меня. Поди, милая, поди скажи им, чтоб они
остановились. Впрочем, нет. Я сам иду, сам иду, - ничего не поделаешь. Ах,
мерзавцы! Когда, в свою очередь, я буду в предсмертный их час властвовать
над ними!.. А пока (Fiat voluntas - Да будет воля - лат.) я должен исполнять
все их прихоти. Ну что ж, надо выпить чашу. Я выпью ее. Это не первая...
Он встал. Мы спросили: - Куда же ты собираешься?
- В крестовый поход, - ответил он, - против майских жуков.

ПРАЗДНЫЙ ВЕСЕННИЙ ДЕНЬ
Апрель, тонкая дочь весны, худенькая девонька, я вижу твои глаза
прелестные, я вижу, как цветут грудки твои крошечные на ветке абрикосовой,
на ветке белоснежной, чьи заостренные розовые почки солнце нежит утром
свежим, под моим окном, в саду моем. Что за утро славное! И как отрадно
думать, что увидишь, что видишь уже этот день. Я встаю, руки заламываю: о
приятный, хрустящий отзвук труда долгого, упрямого!
Мы хорошо поработали, я и помощники мои, за последние две недели.
Наверстать часы принужденной праздности мы хотели - опилки так и летели, и
дерево пело под стругом. Но, увы! эту жажду труда не утоляют заказы. Нам
приходится туго. Покупателей мало; иной-то берет, да платить не спешит,
выдыхаются кошельки, истекают кровью сокровищницы; но жизни все еще много в
наших мышцах и в наших полях. Земля плодородна. Из нее сотворен я, и на ней
я живу. Ara, ora et labora (Паши, молись и трудись - лат.). Королем будешь
скоро, все мы короли в Клямси или же станем ими, черт возьми: ибо я слышу с
утра, как шумят плотины, скрежещут меха кузнецов, пляшут звонкие молоты на
наковальне, топоры мясников рубят кости на склизкой доске, фыркают лошади на
водопое, поет и гвозди вбивает сапожник; слышу скрип колес на дороге, стук
башмаков деревянных, щелканье бичей, болтовню прохожих, голоса, колокола,
гаканье города работающего, приговаривающего: "Pater noster (Отче наш -
лат.), месим тесто, месим panem nostrum (Хлеб наш - лат.) ежедневный,
покамест сам его не дашь. Это все-таки верней".
А над головой моей - милое небо синей весны, белые облака, гонимые
прихотью ветерка, и солнце юное, и воздух прохладный.
И мне чудится: молодость воскресает. Она возвращается стремительно из
глубины времен, чтоб снова свить, как ласточка, гнездо свое под навесом
старого сердца, ожидающего ее.
Дивная, дальняя, как радует твое возвращенье! Радуешь ты гораздо
больше, гораздо полнее, чем в начале жизни...
В это мгновенье скрипнул жестяной петушок на крыше, и услышал я
визгливый голос моей старухи, что-то кричащей, кого-то зовущей - быть может,
меня. Я старался не слушать, - но, увы, пугливая ласточка молодости исчезла.