"Ромен Роллан. Николка Персик" - читать интересную книгу автора

К этому мы еще добавили многое, но передать слова наши было бы
неосторожно. Мы стройно пели одну и ту же песнь. Сделали мы несколько
вариаций на тему принцев в юбках, лжепророков в туфлях, жирных прелатов и
монахов-бездельников. Я должен сказать, что Шумила в данном случае нашел
самые лучшие самые, яркие созвучия. И наша троица продолжала в полном
согласии, переходя от приторных к ядовитым, от лицемерных к слепо верующим,
перебирая ханжей всевозможных, безумных и полуумных, всех тех, которые,
желая воспитать в нас любовь к Богу, думают вселить ее в тело ударами дубины
или кинжала. Бог не погонщик ослов: не палкой он действует. А кто
безбожничает - пусть идет к черту. Нужно ли еще мучить и жечь его при жизни?
Оставьте нас в покое. Пусть живет каждый, как хочет, во Франции нашей и дает
жить ближнему своему. Христианин - из всех самый нечестивый: он не понимает,
что Христос был распят не только за него. Добрый и злой, в конце концов,
похожи друг на друга, как две капли воды.
После чего, устав говорить, мы запели в три голоса, затянув хвалебную
песню в честь Вакха, единственного бога, в бытии которого никто из нас не
сомневался. Шумила громко объявлял, что его он предпочитает всем тем,
которых славят мерзкие монахи Лютера и Кальвина да всякие косноязычные
проповедники.
Вакх же отчетливый, ощутимый бог, достойный уважения, - бог из древнего
рода французского... - что говорю? - христианского, дорогие братья: разве
Иисус не бывает изображен на некоторых старинных картинах в виде Вакха,
попирающего грозди? Выпьем же, други, за него, за Искупителя нашего,
христианского Вакха, смеющегося Иисуса, чья пурпурная чудная кровь струится
под зеленью наших холмов, вносит благоухание в виноградники наши, в душу и в
речь, и льется и льется - сладчайшая, льется через ясную Францию... Да
здравствует радость и разум!
Но пока мы чокались, прославляя французский веселый здравый смысл,
который во всем избегает крайности ("между двух мнений садится мудрец"... а
потому садится он часто на пол), пока мы разглагольствовали, грохот
закрываемых дверей, стук грузных шагов на лестнице, заглушенные восклицания
("ох, Иисусе Христе, ох, Господи!") и тяжелые вздохи известили нас о
нашествии ключницы попа, по прозванью Попойка.
Она отдувалась, утирая свое широкое лицо уголком передника и восклицая:
- Скорей, скорей. На помощь, батюшка!
- В чем дело, дура ты этакая? - спросил тот нетерпеливо.
- Они близятся, близятся. Это они!
- Да кто же? Гусеницы, гуськом ползущие через поля? Я тебе уже сказал:
не смей напоминать мне об этих язычниках - моих прихожанах.
- Но они вам угрожают!
- Чем? Судом? Мне-то что! Я готов. Пойдем. - Ах, сударь, если б это
было так! - В чем же дело? Говори.
- Они там, у Великого Пика, - колдуют, заклинания творят и распевают:
"Покидайте, мыши и жуки, покидайте поля, забирайтесь к попу в сад и в
поареб".
При этих словах Шумила так и подскочил.
- Ах, проклятые! Жуки в моем плодовом саду! И в моем погребе! Ах, они
режут меня! Они уже не знают, что выдумать! Ах, Господи, ах святой Симон,
придите на помощь к вашему служителю... Мы, смеясь, попробовали было его
успокоить.