"Ромен Роллан. Жан-Кристоф (том 3)" - читать интересную книгу автора

Она смеялась всегда. Смеялась даже ночью, во сне. Оливье, лежа в
соседней комнате, рассказывал себе занимательные истории и хотя не спал,
но вздрагивал всякий раз, как она принималась смеяться или бормотала
бессвязные слова, нарушая ночную тишину. В саду под порывами ветра
скрипели деревья, ухала сова, собаки выли в дальних деревнях и на фермах,
затерявшихся в лесу. В тусклом, мерцающем свете ночи Оливье видел, как за
окном, подобно призракам, шевелятся тяжелые, темные ветви елей, и от смеха
Антуанетты ему становилось спокойнее.


Оба они были очень набожны, в особенности Оливье. Отец смущал их своими
антиклерикальными речами, но предоставлял им в этом смысле полную свободу
и в глубине души, как многие неверующие буржуа, был даже доволен, что
домашние веруют за него, - никогда не мешает иметь союзников в противном
лагере, ведь трудно предугадать, чья возьмет. По существу, он был деистом
и не исключал возможности, когда пробьет час, позвать священника, по
примеру отца: пусть пользы от этого нет, зато нет и вреда, - ведь
страхуешься от огня, вовсе не думая, что обязательно должен случиться
пожар.
У Оливье, мальчика болезненного, была наклонность к мистицизму.
Временами ему казалось, что он уже перестал существовать. По натуре
доверчивый и мягкий, он нуждался в опоре; ему доставляло мучительное
наслаждение исповедоваться, доверяться незримому Другу, чьи объятия всегда
раскрыты для тебя, кому все можешь сказать, кто все поймет и простит; он с
восторгом погружался в эту купель, откуда душа выходит чистой, омытой и
умиротворенной. Верить было для него настолько естественно, что он не
понимал, как можно не верить, и видел в этом злую волю или кару божию. Он
молился тайком, чтобы отца осенила благодать, и, когда они однажды вместе
зашли в деревенскую церковь, очень обрадовался, увидев, что отец
машинально перекрестился. Рассказы из священной истории перемешались у
него в голове с волшебными сказками о Рюбецале, о Грациозе и Персине и о
калифе Гарун Аль-Рашиде. В раннем детстве он не сомневался в реальности и
тех и других. И так же, как порой ему казалось, что он на самом деле
встречал и Шакабака с рассеченными губами, и болтливого цирюльника, и
кашгарского горбуна; так же, как, выходя на прогулку, он оглядывался,
надеясь увидеть черного дятла, несущего в клюве волшебный корень
кладоискателя, - точно так же его детское воображение без труда превращало
какой-нибудь бургундский или беррийский уголок в Ханаан или Землю
обетованную. Круглый холмик с деревцом на верхушке, похожим на общипанный
султан, представлялся ему горою, где воздвиг свой жертвенник Авраам. А
большой засохший куст на краю жнивья был для него Неопалимой купиной,
успевшей погаснуть за столько веков. Даже когда он подрос и в нем
проснулось критическое чувство, ему по-прежнему нравилось убаюкивать себя
легендами, которыми в народе разукрашивают веру; и, понимая, что он
обманывает себя, Оливье с упоением продолжал себя обманывать. Так, долгие
годы он в Страстную субботу подстерегал возвращение пасхальных колоколов,
которые в четверг отправились в Рим и должны вернуться по воздуху, увитые
лентами. В конце концов он понял, что это неправда, и все-таки закидывал
голову, когда слышал перезвон; один раз ему даже почудилось, - хотя он и
знал, что это невозможно, - будто над домом пролетел и скрылся в