"Сергей Рокотов. Кто последний за смертью?" - читать интересную книгу автора

переезд продолжались несколько месяцев, но отец перевез мать в Москву в
мае. Она села в машину и поглядела на старый дом на Лиговском проспекте
такими жуткими глазами, что до сих пор Нина не может забыть этих глаз. Она
прощалась не с Ленинградом - родным городом, она прощалась с жизнью. Умерла
она седьмого ноября 1940 года в день двадцатитрехлетия революции. Отец
пережил ее на двадцать восемь лет. Он не женился после смерти матери, Нину
воспитывали няньки и горничные. Во время войны они были в эвакуации с
теткой, старшей сестрой матери, в Алма-Ате. Отец подал заявление на фронт -
военным хирургом, у него был богатейший опыт, он участвовал в Первой
мировой и гражданской войнах, причем, в гражданскую умудрился служить и в
белой, и в красной армии. Заявление отклонили, отправили в тыл, где он
работал в госпитале. Отец был всю жизнь немногословен, скрытен, очень
саркастичен и язвителен. Отношения же к Советской власти он не скрывал, оно
угадывалось в каждой реплике. Себе он, во всяком случае, до конца жизни не
мог простить одного - того, что в 1918-м демократически настроенный военный
хирург полковник Остерман пошел служить в Красную Армию. Драпать надо было
отсюда к едреной бабушке, - слышала как-то Нина его разговор с одним
маститым писателем у них в дома. Она, пионерка, была поражена этой фразой
отца. Порой он еще несколькими шокирующими заявлениями ставил ее в тупик.
Но с ней на эти темы не говорил никогда.
Когда в 1956-м году отец получил, наконец, сведения о том, что Кирилл
был расстрелян в 1939-м году и теперь полностью реабилитирован, он
спокойным голосом рассказал об этом Нине, студентке последнего курса
Первого мединститута. В ответ на возмущенные возгласы Нины он ответил: "Все
это, Нина, совершенно в порядке вещей. Налей-ка мне крепенького чаю с
лимоном." - "Мама тоже умерла из-за этого!" - кричала Нина. - "Да, мама
умерла из-за этого", - подтвердил отец. - "Это неоспоримый факт." Он
отхлебнул чаю из своего стакана с серебряным подстаканником и добавил:
"Самое интересное заключается в формулировке, почему Кирилл реабилитирован,
- "за отсутствием", видите ли, "состава преступления". После этих слов он
принялся яростно поглощать пирожное, он вообще очень любил сладкое. Нина с
удивлением поглядела на него, но тут за его золочеными очками она увидела
такую жгучую ненависть, что поняла - ей доказывать что-то отцу, спорить с
ним совершенно ни к чему.
Отец слыл педантом и чудаком. Обычно он был подчеркнуто вежлив, но
порой совершенно неожиданно для окружающих начинал браниться, как сапожник,
и надо сказать, делал это смачно и профессионально. Однажды на улице он
замахнулся своей огромной тростью на какого-то здоровенного мужика. И мужик
испугался чудного старика в старомодной шапке и в пенсне, которому имел
неосторожность сказать какую-то грубость.
Отец вел совсем не здоровый образ жизни, никогда не занимался
физкультурой и спортом, вообще редко выходил на улицу, на даче в Жуковке, в
основном, сидел в кабинете и работал. Курил почти до самой смерти папиросы
"Северная Пальмира", иногда заменяя их элементарным "Беломором". Любил
выпить перед обедом пару рюмок водки. Так что, удивительно, что он дожил до
столь преклонного возраста.
Жениха Нины Владика Воропаева старик принял вполне благосклонно.
Жениху исполнилось уже тридцать лет, он сделал немало удачных операций,
защитил кандидатскую диссертацию. Жених сидел у них за столом и с открытым
ртом глядел на живую легенду. Старик обожание принимал благосклонно и,