"Виктор Робсман. Царство тьмы (Рассказы и очерки бывшего корреспондента "Известий") [H]" - читать интересную книгу автора

Никто не решался подойти к ребенку, когда она, протянув ноги, сидела на
полу, пугливо оглядываясь. Она крепко держит обеими руками этот черствый
ломоть и жадно откусывает его большими кусками. Избыток радости делает ее
веселой, и она трогательно смеется со слезами, как дурочка. Жизнь кажется ей
прекрасной, заманчивой, радостной. Она уже больше не думает о смерти, не
зная о том, что с каждым проглоченным куском она приближается к ней.
Умирала она тяжело, в страшных муках, катаясь по полу, призывая на
помощь Бога. {48}


Откровенная беседа

Когда вздрогнул поезд и мимо окон закачались пьяные стрелки, пассажиры
притихли и подобрели. Нельзя было поверить, что совсем недавно эти люди были
готовы на самые отчаянные поступки, чтобы отвоевать лучшее место в вагоне,
ругались непристойными словами, ненавидели друг друга и лезли в драку.
Теперь же, каждое купэ напоминало счастливую семью; незнакомые люди угощали
друг друга чаем и мирно беседовали, радуясь чужою радостью и огорчаясь чужим
горем.
Мы ехали тогда прямым сообщением из Москвы в советский Туркестан, - из
Европы в Азию, - а дальние путешествия, как известно, сближают людей. Я
находился среди аспирантов восточного института, впервые отправлявшихся на
Восток для практических занятий. Аспиранты кичились своею партийностью,
своими заслугами и орденами, старались показать свое превосходство передо
мной, отчего я часто чувствовал себя среди них чужим и незначительным
человеком. Но хуже было еще, когда они просто не замечали меня, как вещь,
которая давно вышла из употребления.
Но теперь всг переменилось - здесь все мы стали равными, как на
чужбине. В то время мы проезжали уральские горы с последними {49}
поселениями оренбургских казаков, и стали приближаться к киргизским степям.
Всг здесь было мне знакомо: и люди, не умеющие прощать и сносить обиды; и
небо, рождающее мечту; и солнце, которое можно ненавидеть. Мои спутники не
скрывали своего враждебного чувства к этому азиатскому солнцу. Раздраженные
жарой, они были особенно грубы, невоздержаны, принебрежительны к туземцам,
которые толпами набивались в вагоны на каждой маленькой остановке. Аспиранты
уже больше не следят за собой, смотрят на киргизов свысока, и при всяком
случае открыто оскорбляют их больное самолюбие, каким всегда страдают
невежественные и отсталые люди.
Вот уже вторые сутки, как поезд ползет по киргизским степям, где не
видно даже саксаула. Днем мы задыхаемся и умираем - кажется, что солнце
проникает под кожу, и все мы точно жаримся на костре. Горячий песок бьет в
стекла, стучит по крыше, и уже у каждого он на зубах. Партийные и
беспартийные, орденами и без орденов, - все одинаково страдают от этого
пылающего солнца на открытом, ничем не защищенном месте, от этого
раскаленного песка, проникающего в вагон. Люди валяются на вагонных полках,
как мертвые рыбы на песке, и затихают. Всегда крепкий здоровьем аспирант
Лопатухин, хвалившийся своей крестьянской кровью, задиравший каждого грязным
словом, жалобно вздыхает сейчас растянувшись на верхней полке, предсказывая
себе скорую смерть.
- Почему нас погнали в Среднюю Азию в такое время? - обращался он к