"Виктор Робсман. Царство тьмы (Рассказы и очерки бывшего корреспондента "Известий") [H]" - читать интересную книгу автора

мертвого ребенка. {38}


Голодная смерть

Жизнь меня баловала впечатлениями. Многие годы я не разлучался с
крестьянской телегой, возившей меня по проселочным дорогам нашей большой
страны, смущая народ. Напуганные, с дурными предчувствиями встречали меня
повсюду крестьяне. Они знали, что корреспонденты советских газет никому не
привозят счастья.
Сколько не старались тогда власти примирить деревню с городом,
поворачивали нас "лицом к селу", принуждали к "смычке" - ничто не могло
смягчить сердца крестьян, пострадавших от социализма. Трудно было полюбить
им жителей города, приезжавших бригадами обирать деревню до последнего
зерна. Неловко и стыдно было мне ходить среди колхозников под охраной
сельского милиционера и слушать, как с наступлением темноты, в сельсовете
начинали обсуждать, куда безопаснее поместить корреспондента на ночь. Точно
жил я в чужой стране или завоеванной иностранцами. При каждой новой встрече
с крестьянами чувство горькой обиды не давало мне покоя, и я искал случая
вызвать к себе больше доверия у этих, всегда несчастных людей.
Маленький бритый мужичек, весь в заплатах, вез меня по плохой дороге в
село Скелетово {39} (на Мелитопольщине), превращенное большевиками в колхоз
имени Октября. Всю дорогу я объяснял упрямому мужику, что еду я по делам
службы, а не по своей доброй воле, что я журналист и никого не приговариваю
к расстрелу, но он во всем сомневался и ничему не верил.
- Пойми же ты, наконец, упрямая голова, - говорил я с досадой, -
ведь я на службе у государства, как и ты, как и твоя лошадь, как эта
подвода, на которой мы сейчас сидим. Что мне прикажет партия и
правительство, то я и делаю. Разве я для себя требую от вас сдавать по плану
хлеб, мясо, молоко, яйца?.. Разве ко мне в амбар вывозят из вашего села
зерно, или я на твоих трудоднях богатею? Молока твоего я не пью, яиц даже в
большие праздники не ем, а хлеб кушаю по норме. Чего же ты на меня косо
смотришь, точно я кровопийца, или жену у тебя украл?
Он молчал, а сам чутко прислушивался к моим словам; он все еще не знал,
верить мне или не верить. Во всем ему мерещился обман, а живая душа искала
сочувственного слова и отзывалась на него при всяком случае.
- Вот ты молчишь, - продолжал я, - а сам наверно, думаешь, что в
городе всг же жить легче. Все теперь бегут из села в город, как будто в
другую страну.
- Бегут!.. - подтвердил он не сразу и задумался. Мысль его была
где-то далеко - не то на скотном дворе среди чужой худобы, отощавшей за
зиму настолько, что добрый хозяин давно бы перевел ее на мясо и кожу; не то
вспомнил он самого себя, свою батрацкую {40} жизнь, непосильные нормы и
голодный паек, каким кормят одних лишь арестантов, сравнил себя со скотиной
и стало ему себя жалко. Бог знает, о чем думал мужик, никогда еще сытно не
евший хлеба, не сменявший штанов уже много лет, и всегда носивший одну и ту
же рубаху на голом теле.
- Сами видите, - произнес он погодя не смело, - нужда на селе
большая, потому и бегут... - и стал осторожно рассказывать про непорядки и
голод, от которого одинаково страдает скотина и человек; что никто теперь