"Жан Мари Блас де Роблес. Память риса" - читать интересную книгу автора

аномалией, я начал читать снова, начиная теперь с последнего зерна
(двенадцатого) и выбирая следующие только среди уже расшифрованных. Теперь
я заметил, что если поломать голову над тем, чтобы ни одно зерно не
стыковалось с тем, что и при первом чтении, начальный процесс повторялся.
Правда, теперь это уже был новый текст, совершенно не такой, как при первом
чтении.
Было совершенно невозможно, чтобы я мог рассказать об этом необычном
(некоторые бы сказали "дьявольском") опыте в эпоху, когда самое малейшее
отклонение от религиозных догм вело прямиком на костер для еретиков. Но
даже на мгновение я не подумал, чтобы расстаться со своим сокровищем: это я
понял только после многочисленнейших попыток, но "Память риса", в
зависимости от комбинации зерен, становилась поочередно то затерявшейся
книгой Конфуция, то Гуэй-Ши, Кон Суэна, Цу Ена4 и многих других (многие
даже не носят восточных имен), о существовании которых давным-давно
позабыли. Но прежде всего, и с этого следовало бы начать, учитель Шань не
солгал относительно силы поверенных мне текстов...
В переносном смысле говорится, что правда поражает тех, кто ее
открывает, и видно что-то есть в этом высказывании, ибо при чтении этих
зерен я чувствовал, как меня охватывает пламя. Все мои вопросы наконец-то
нашли окончательный ответ, все загадки исчезали перед сияющей
действительностью, не допускавшей сомнений. В сравнении с "Памятью риса"
самые уважаемые из священных книг (Ветхий Завет, Евангелия, Коран и даже
учение Будды, с которым я ознакомился в Индии) внезапно показали свое
истинное лицо: в них нет никакого Бога, никакого сияния, которое заставило
бы зажмурить глаза. Совершенно неожиданно я распознавал в них банальный
знак человеческих беспокойств, обмана и вымысла. В них говорится о рае и
морали, о награде, о каре, об аскезе и преданности божьему делу...
Печальные обещания, пустые призывы, всю бессмыслицу которых показывает лишь
"Память риса". Во время этого чтения меня охватила абсолютная уверенность в
себе, чувство свободы, силы, вдохновение существа, которое все на свете,
включая сюда и божественность, устанавливает в театре Космоса на истинное
место. Это продолжительное откровение, знание, о которой могу совершенно
неуклюже сказать, что оно не имеет ничего общего с тем, что обычно
именуется знанием, возрастало по мере прочтения в направлении, которого я и
представить не мог...
Не удовлетворясь одним только откровением о происхождении и
окончательном предназначении Вселенной, "Память риса" стремилась к
невообразимым вершинам, и каждая последовательность зерен добавляла
следующий виток к чудесной спирали знания.
Столько оговорок, столько пустых и необдуманных аналогий (я бы
сказал, взятых напрокат из мистических текстов), которые, к сожалению, лишь
искажают истину. Читатель имел бы право обвинить меня в том, что я не
доказываю ни одного из своих утверждений, либо усомниться в настолько
трудной для выражения действительности. Я осознаю, что мои попытки весьма
жалки, но это отсутствие точности, как увидим впоследствии, не зависело от
моей воли, и я первый сожалею об этом...
И действительно, как только закончил я чтение, то сразу же понял
удивительный факт: как только поднимал глаза от текста, то сразу же не мог
ничего вспомнить. Понятное дело, достаточно лишь было взять лупу и вновь
обратиться к рисовому зернышку, и сразу же вспоминалось все, прочитанное