"Дженнифер Роберсон. Песнь Хомейни (Хроники Чейсули, книга 2)" - читать интересную книгу автора

Опередить их мне навряд ли удалось бы - глубокий снег был бы достаточной
преградой для любого коня, для моего же малыша - в особенности. И все же ему
явно хотелось избежать более близкого знакомства с солдатами - и я не стал
препятствовать ему, когда он перешел в галоп, проваливаясь в подтаявший снег по
брюхо.
Я пригнулся к жесткой холке пони, стараясь хоть немного облегчить его
ношу, он дышал тяжело, с хрипом, а позади уже раздавались крики настигавших
меня всадников.
Мой скакун споткнулся - и упал на колени. Я вылетел из седла, не то чтобы
это было для меня совершенной неожиданностью - я тут же вскочил на ноги,
обернулся, готовясь встретиться лицом к лицу с нападавшими, и взялся за лук.
Первой стрелой я снял с седла одного из солиндцев: она вонзилась ему в
горло. Следующая засела в груди второго всадника - но третий доскакал до меня
прежде, чем я успел выстрелить еще раз.
Удар меча выбил у меня лук, я пошатнулся, рухнул на колени во влажный
снег, но успел-таки вырвать меч из ножен, - поднявшись на ноги, я был уже готов
и к защите, и к нападению.
Солиндец сжал коленями бока коня и поднял его на дыбы, солнце сверкнуло на
его клинке. Он приближался. Я разглядел даже знак - белое солнце Беллэма на
темно-синем фоне.
Он помедлил только мгновение, чтобы нанести смертельный удар - но этого
мгновения мне хватило, чтобы, поднырнув под его меч, всадить клинок в брюхо его
коня. Несчастное животное издало вопль, поднялось на дыбы и рухнуло на колени,
но солдат успел спрыгнуть на землю, и мы сошлись с ним в ближнем бою.
Удар его широкого клинка должен был прийтись мне в левое плечо, я
остановил удар, снизу поймав его клинок, почувствовав, как напряглись жилы на
запястьях. Он отклонился, пытаясь пробить мою защиту - я снова поймал его меч и
ответил ударом снизу вверх, он попытался увернуться, но на этот раз я без труда
прорвал его защиту, и мой клинок по рукоять вошел между ребер солиндца.
Короткий звон стали о сталь - я вырвал меч из раны, а тело солдата осело на
снег.
Я мгновенно обернулся, высматривая человека без доспехов и без оружия - но
не увидел его нигде. Вершина холма была пуста. Я замер и прислушался - но
единственным звуком в солнечной тишине дня был тихий звон ручейка.
Конь солиндца был мертв, а скакуны тех двоих, кого я снял с седла
стрелами, убежали слишком далеко, чтобы у меня осталась хотя бы малейшая
надежда поймать их. Мне остался мой мохнатый степной конек: его бока тяжело
вздымались, он стоял по брюхо в снегу, опустив голову, словно никак не мог
отойти от бешеной скачки.
Я вложил меч в ножны, поднял лук и поковылял сквозь снег к степнячку,
ругаясь вполголоса, мои кожаные ботинки отсырели, лед обжигал кожу. Лохмотья
тоже промокли насквозь от пота и снега. И я по-прежнему вонял.
Я протянул руку к поводьям своего неказистого скакуна - и внезапно
почувствовал, как что-то шевельнулось у меня на груди. Я хлопнул по лохмотьям
ладонью, проклиная вшей и блох - но шевеление не прекращалось, я полез за
пазуху, нащупал рукоять моего кэйлдонского кинжала - и почувствовал ее
движение.
Мгновение - и я извлек клинок на белый свет, сперва я не заметил в нем
ничего странного - та же сталь и костяная рукоять - но потом снова заметил, что
рукоять шевелится.