"Том Роббинс. Свирепые калеки" - читать интересную книгу автора

морем Афродиты, чья раковина скребет по дну в пенном прибое? Или
неоперившейся Саломеи, что наивно репетирует непристойный танец, которому
суждено внести разлад в царственное семейство и который будет стоить
человеку головы? Возможно, именно так Свиттерс и думал; возможно, что так
далеко не заходил. Возможно, он просто восхищался ею, затаив дыхание, -
столь же восторженно Элвис,
Расхрабрившись от коки, Свиттерс отпер двойное дно в своем чемодане -
этот предмет индейцы по-прежнему обходили далеко стороной, возможно,
опасаясь, что внутри обитают духи убиенных крокодилов или по меньшей мере
что он насквозь пропитан магией. Покопавшись среди секретного оружия,
различных приспособлений для слежки, шифровального оборудования и
вышеописанного компромата - позорного альбома с музыкой из бродвейских
шоу, - он отыскал и извлек на свет предмет еще более тайный и постыдный.
Предмет сей слегка пожелтел и обтрепался, но сохранился в точности таким же,
каким был в достопамятный день четыре года назад. (То-то подивился Свиттерс,
обнаружив, как он просто-таки повиливает дружеским хвостиком из корзины со
старым бельем, которое матушка его определила в мусоросжигатель как не
годящееся во вторсырье.)
В течение следующего получаса или около того он развлекался тем, что
дразнил лифчиком оцелота, - звереныш подпрыгивал и пытался ухватить белую
полоску передними лапами, но Свиттерс всякий раз вовремя отдергивал
приманку. Затем, под влиянием минутного порыва, анализировать который он не
стал бы, Свиттерс прижал крохотный бюстгальтер к лицу и несколько минут
посидел так, словно бы шепот Сюзи через обоняние донесся до него сквозь
бессчетные напластования запахов времени и пространства.
Пах лифчик, как выяснилось, кордитом.
Индейцы наблюдали за Свиттерсом, принимая все как само собой
разумеющееся. Вряд ли они когда-либо видели - наяву или в воображении -
тренировочный лифчик и потому были неуязвимы для сомнительных импликаций.
Более того, к этому моменту они обращались со Свиттерсом с благоговейным
почтением. Возможно, по причине огневой мощи, посредством которой Свиттерс
разделался с пауком; возможно, в силу его готовности жевать коку; а может
быть, потому, что, едва они преодолели свою робость и научились наконец
глядеть ему прямо в лицо, они заметили его глаза - глаза, взгляд которых уже
поднадоело описывать как "яростный и т. д."; однако в действительности
обладатель этого взгляда, вполне возможно, мог бы переглядеть Джона
Уэйна,[60] устрашил бы Распутина и загипнотизировал бы Гудини.

Где-то за час до заката Инти направил лодку в водоворот и заглушил
мотор. Само это действие ничего необычного в себе не заключало. Обычно
путешественники плыли с пяти утра до шести вечера и останавливались, пока
еще не стемнело, чтобы при свете приготовить ужин. Однако здесь вдоль реки
тянулись берега изрядно заболоченные, и кайманы, длинные, как гробы,
неуклюже ползали среди тростника, опираясь на хищные когтистые лапы. Для
лагеря место явно не подходило.
Инти поманил Свиттерса на корму. Здесь индеец попытался довести до
сведения собеседника сообщение относительно сложное. Еще несколько лет назад
Свиттерс, находясь на борту "Девы", постарался бы по возможности выучить
язык Инти - один из диалектов кампа[61] - и, учитывая его лингвистические
таланты, немало бы преуспел. Однако ныне его интерес к языкам сместился от