"Ален Роб-Грийе. Проект революции в Нью-Йорке" - читать интересную книгу автора

извергающие монеты, чьи таинственные щели разрисованы таким образом, чтобы
придать им как можно большее сходство с женскими половыми органами; аппараты
для азартных игр, позволяющие проиграть за десять секунд и несколько центов
тысячи воображаемых долларов; механический раздатчик познавательных
фотографий, изображающих сцены войн или совокуплений; электрический бильярд
со световым табло, где представлены виллы и роскошные автомобили - они
вспыхивают пламенем после каждого удачного Удара по стальному шару, летящему
в лузу; тир, в котором из ружья со световым лучом расстреливаются попавшие в
кадр прохожие, гуляющие по улице; мишень Для оперенных дротиков,
представляющая собой обнаженную красивую девушку, распятую на заборе в виде
креста святого Андрея; автомобильные гонки, электрический бейсбол, волшебный
фонарь для просмотра фильмов ужасов и т. п.
Рядом же находятся огромные магазины сувениров, на витринах которых
выставлены параллельными рядами по принципу сходства самые известные
достопримечательности империи, запечатленные в пластмассе. Это - если
двигаться сверху вниз - статуя Свободы, Чикагские мясобойни, гигантский
Будда из Камакуры, Синяя вилла в Гонконге, Александрийский маяк, яйцо
Христофора Колумба, Венера Милосская, "Разбитый кувшин" Греза, "Божье око"
на скале, Ниагарский водопад с клубами подсвеченной мерцающей пены из
нейлона. Наконец, здесь имеются секс-шопы, которые служат всего лишь
продолжением соответствующих лавчонок Сорок второй улицы, уходя на глубину
нескольких десятков или сотен метров.
Я без труда нахожу нужную мне витрину, весьма приметную тем, что в ней
ничего не выставлено: это большое матовое и ровное стекло, на котором
крохотными эмалевыми буквами выведена незатейливая надпись:
"Доктор Морган, психотерапевт". Я поворачиваю едва заметную ручку
двери, сделанную из того же матового стекла, и вхожу в совсем маленькую,
голую комнату кубической формы, все шесть сторон которой (иными словами,
включая пол и потолок) окрашены в белый цвет, где находятся только свободный
стул из полых алюминиевых трубок и столик с покрытием из искусственного
алебастра, куда положен закрытый журнал для записей в черной молескиновой
обложке с золотым тиснением из четырех цифр: "1969". За этим столом на
стуле, ничем не отличающемся от первого, сидит, неестественно выпрямившись,
светловолосая девушка, может быть, и красивая, равнодушная, неискренняя, в
медицинском халате ослепительной белизны и солнцезащитных очках, которые,
видимо, помогают ей вынести интенсивное, белое, как и все остальное в этой
комнате, освещение, чья яркость усиливается благодаря отражению от
безупречно чистых стен.
Она смотрит на меня, не говоря ни слова. Стекла ее очков такие темные,
что невозможно даже определить форму глаз. Решившись, я произношу
условленную фразу, тщательно отделяя одно слово от другого, как если бы
каждое имело свой особый смысл:
- Мне нужно сделать анализ на наркотик. На секунду задумавшись, она
дает установленный ответ, но при этом голос ее звучит неожиданно живо и
естественно, что производит странное впечатление. Непринужденно и весело она
говорит:
- Да... Уже очень поздно... Как там на улице? И сразу же ее физиономия
застывает, тогда как тело мгновенно обретает прежнюю неподвижность манекена.
Однако я отвечаю, как положено, все тем же нейтральным тоном, делая ударение
на каждом слоге: