"Ален Роб-Грийе. Проект революции в Нью-Йорке" - читать интересную книгу автора

угадываемой в затененном углублении, едва прикрытом краем поднявшейся ткани.
Помимо позы двух персонажей (показывающей одновременно быстроту
движения и неожиданно резкое прекращение его), сцена содержит и другие
материальные следы борьбы: разбитое стекло, чьи разрозненные осколки
валяются на полу, облицованном плитками в форме безупречно правильных
шестиугольников. Сверх того, девушка поранила себе руку: то ли она задела
при падении разбитое стекло, то ли обрезалась тремя секундами позже об
острые треугольники, лежащие на земле, то ли сама разбила стекло, когда
мужчина грубо толкнул ее к окну, если, конечно, это не входило в ее
собственные намерения: она могла ударить по стеклу кулаком в надежде
вооружиться стеклянным стилетом, чтобы защитить себя в случае возможного
нападения.
Как бы то ни было, капельки ярко-красной крови выступили на ладони
поднятой руки, а также, если присмотреться получше, на одном колене - том
самом, которое подогнуто. Алые пятна по цвету совершенно идентичны губам,
равно как и крохотному кусочку юбки, попавшему в кадр. Девушка одета в
тонкий светло-голубой пуловер, плотно облегающий молодую грудь; он сделан из
блестящей материи, но ворот кажется разорванным. На ней нет ни сережек, ни
ожерелья, ни браслета, ни обручального кольца; только на пальце левой руки
можно заметить массивный серебряный перстень, выполненный с таким тщанием,
что ему, судя по всему, отводится важная роль в этой истории.
Пестрой афишей, воспроизведенной во многих десятках экземпляров,
обклеены все стены длинного коридора, ведущего на пересадку Пьеса имеет
название: "Кровавые грезы". Мужскую роль исполняет негр. Я ничего не слышал
об этом спектакле, вероятно, совсем недавнем, поскольку рецензий в прессе
еще не было. Что до актеров, их имена, напечатанные, впрочем, очень мелким
шрифтом, ни о чем мне не говорят. Я никогда раньше не видел этой рекламы,
будь то в метро или же в каком другом месте.
Полагая, что задержался достаточно, дабы вероятные преследователи могли
поравняться со мной, я вновь оборачиваюсь и убеждаюсь, что за мной никто не
следит. В длинном коридоре пустынно и тихо, он очень грязен, как и все
пересадки на этой линии, замусорен бесчисленными бумажками, от рваных газет
до конфетных оберток, и усеян мокрыми пятнами - почти все они
отвратительного вида. Новенькая афиша, конец которой теряется впереди, равно
как и сзади, выделяется своей чистотой на стенах, покрытых блестящей
керамической плиткой, некогда белой, но теперь облупившейся, облезшей,
испачканной коричневатыми подтеками и местами поврежденной, словно по ней
стучали молотком.
Коридор выводит на обширную площадь, также пустынную. Эта громадная
зала под землей не имеет очевидного назначения; ничто здесь - ни особенности
архитектуры, ни таблички с указателями - не позволяет определить направление
движения; хотя таблички могут висеть на стенах, но до них, учитывая размеры
помещения, очень далеко, а электрическое освещение слишком тусклое, так что
взгляду не за что зацепиться, поскольку сами пределы этой непонятной
бесполезной залы теряются в затененных участках.
Бесчисленные маленькие колонны из полых металлических трубок, с
высверленным цветочным орнаментом, пережитком прошедшей эпохи, поддерживают
очень низкий потолок. Колонны, стоящие чересчур близко друг к другу, в пяти
или шести шагах, поставлены в правильном порядке по параллельным и
перпендикулярным линиям, отчего все пространство состоит из равных смежных